Их всех вместе пригнали в тот день на место сбора на улице Налевки. Дорога отсюда вела на Умшлагплац. Ала знала, что будет дальше, на другом конце железнодорожной линии. Поезда они ждали два дня. Немецкие и украинские солдаты штыками проверяли тела молодых парней на предмет спрятанного оружия, и вокруг Алы умирали несколько исколотых до нутра молодых людей. Она старалась не смотреть, как хорошеньких девушек по очереди насилуют хохочущие солдаты, часто после этого их убивая. Может быть, одной из тех женщин была Хеня Ремба. Она была молода, и не сохранилось никаких записей о том, что она вообще покидала Варшаву. Стоны раненых заглушали ударами железных дубинок. Вечером Алу и Нахума наконец затолкали в один из вагонов для перевозки скота и повезли в Треблинку.

На «арийской» стороне горящее гетто было хорошо видно со Свеньтоерской улицы и площади Красиньских, но здесь, несмотря ни на что, продолжался праздник.

Партизаны продолжали сражаться, пока в гетто оставалось хоть что-то, где можно было укрываться. К 9 мая, когда их число уменьшилось, лидером «Еврейской боевой организации» – одной из нескольких оставшихся групп Сопротивления – стал Марек Эдельман. Но к 10 или 11 мая любопытным полякам больше нечего было разглядывать, кроме бесчеловечной бойни и сотен погибших в огне. Еврейские бойцы вывесили за стену простыню со словами: «Братья, пожалуйста, помогите! Мы боремся за нашу и вашу свободу!»295. Но с польской стороны не пришло никакой помощи. Марек и его партизаны, укрывшись в подземных бункерах на склоне холма и отчаянно меняя тактику, выходили для боев лишь по ночам. Целыми днями в гетто стояла жуткая тишина, был слышен только треск пламени да изредка грохот падающих балок. У бойцов не хватало воды и оружия. Единственной их целью в последние дни было не попасть живыми в руки немцев. Запертые в убежищах, которые станут их могилами, семьи и лидеры Сопротивления доставали ампулы с цианидом, совместно кончая жизнь самоубийством.

Лишь горстка бойцов из гетто избежали смерти и депортации в лагеря. Это были те люди, которым в последние дни восстания удалось проскользнуть на «арийскую» сторону. Их оказалось меньше двух сотен. Среди них был и Марек Эдельман. Позднее он вспоминал, как, пока гетто рушилось вокруг них, группа сильных и удачливых бойцов, мужчин и женщин, «иногда шли, а чаще ползли по двенадцать часов» по канализации, протискиваясь в зловонные, грязные трубы, иногда не более метра в диаметре296. На другой стороне ждали грузовики и товарищи, готовые увезти их в безопасные убежища или лесные укрытия. У одной из таких решеток дежурила сама Ирена.

В 8.15 вечера 16 мая, когда на Варшаву едва опустились сумерки, колоссальный взрыв динамита потряс окна домов на «арийской» стороне. Большая синагога, покачнувшись, рухнула. Это был последний символический удар по варшавским евреям. Битва за гетто была окончена. Генерал-губернатор Варшавы сообщил в Берлин, что его миссия выполнена. «Евреи, бандиты и недочеловеки уничтожены. Еврейского квартала в Варшаве больше нет» [13]297. Лишь шпиль церкви Святого Августина одиноко высился среди моря бетона и кирпичей. Губернатор с гордостью сообщил, что общее число евреев, уничтоженных во время Aktion, убитых в лагерях или погибших от пожаров, составило 56 065 человек из возможных оставшихся 60 000298.

Теперь для тех евреев, кто прятался на «арийской» стороне, жизнь станет еще более опасной, хотя сложно было поверить, что она может стать хуже, чем уже есть.

Многие из тех, кто скрывался за пределами гетто, уже отчаялись выжить. Давал о себе знать постоянный страх преследования. Столкнувшись пусть со слабой и призрачной, но возможностью бежать, некоторые пускались в удивительные авантюры. Одним из таких людей был старый друг Ирены, бывший адвокат Йозеф Зисман.

Когда он и его семья покинули гетто в конце 1942 года, отель «Польский» (Hotel Polski) был обветшавшим четырехэтажным зданием под номером 29 на улице Длуга и располагался прямо у границы гетто299. На первом этаже находился ресторан, а лестницы наверх вели к номерам с узкими прямоугольными окошками, из которых открывался вид на мощеную улицу. С момента своего побега Йозефу приходилось менять одно убежище за другим, и его семья также была разделена для безопасности. Ирена присматривала за маленьким Петром, а Теодора жила под вымышленным именем.

К концу весны 1943 года Йозеф чувствовал себя одиноким и очень усталым. Шмальцовники рыскали по всему городу в поисках беглых евреев, рассчитывая на взятку или немецкую щедрость. Они искали незаметные глазу признаки того, что рядом кто-то прячется: игру теней на чердачном окошке или дополнительную порцию хлеба в корзине домохозяйки. В какой-то момент кураторы в панике прибегали к Йозефу, и он был вынужден снова бежать и снова скрываться. Он пытался понять, куда может пойти, чтобы хотя бы немного выспаться. Он скучал по своей семье. Он скучал по своей прежней жизни и знал, что не сможет долго выносить этот кошмар.

На второй или третьей неделе мая до Йозефа впервые дошел дикий слух. Оккупанты, шепнул кто-то Йозефу, готовы обменять евреев на находящихся за рубежом немцев, и евреи смогут в этом случае выехать из Польши обычным поездом. Вскоре слухи стали еще более фантастическими. Люди, собиравшиеся в подпольных кафе, куда беглые евреи приходили узнать новости и выпить чашку дрянного кофе, говорили, что долгожданная партия виз и паспортов для евреев, родившихся за границей, и тех, кто хотел бы эмигрировать в Южную Америку и Палестину, наконец прибыла в Варшаву из иностранных посольств. Бумаги пришли слишком поздно, чтобы спасти тех, кому они предназначались. Почти все из них оказались на Умшлагплац. Но это не значило, что все эти визы и паспорта не смогут спасти кому-то жизнь – хотя спасение это будет происходить с учетом цен черного рынка и стоить огромных денег.

За всем этим стояли беспринципный еврейский спекулянт по имени Адам Журавин и бандит из гетто Леон «Лолек» Скосовский. Никто точно не знал как, но во время восстания им удалось завладеть большим количеством недоставленных писем, в том числе с сотнями эмиграционных документов. Адам, как говорили, управляет маленьким отелем на улице Длуга, 29. Можно пойти туда и купить себе паспорт. Цены, разумеется, были заоблачные, и заплатить Адаму могли разве что богатые евреи, которым удалось сохранить что-то из довоенных капиталов. Впрочем, направлялись туда и отчаявшиеся бедняки. По слухам, отель Адама был своего рода нейтральной территорией – местом, где евреи могли зарегистрироваться в качестве эмигрантов и ждать в безопасности, пока не оформят бумаги и не начнется высылка из Польши300.