я побеждаю, она отправляется с нами. Будет всеми своими дырками удовлетворять мужчин нашего рода, как какая-то безродная сука.

Ух ты… А он зол. Взглянув на Зуриэль, встречаю одобряющий ставку кивок. Она принимает вызов.

— Ладно, тогда, если выигрывает мой боец, ты безвозмездно делишься со мной своими тайными знаниями, а если мне покажется, что они бесполезны, то ещё и одного раба, которого я выберу, отдашь за просто так. Идёт?

— Идёт, — отвечает здоровяк.

Публика оживилась. К вратам начинают подтягиваться как бойцы, так и неравнодушные, успевшие вооружиться местные ополченцы. Копьём проводя по ледяной корке, черчу круг, вкратце объясняю правила. Упал — проиграл, вышел за круг — проиграл. Поединок не на смерть, убивать запрещено. Также он в любой момент может быть прерван словесно по воле каждой из сторон, если одной из них покажется, что продолжать бессмысленно.

Из всех озвученных правил Рык запомнил лишь то, что нельзя убивать, падать и выступать за круг. У Зуриэль с моими наказами проблем не возникло. Единственное, о чём я попросил ангела, попытаться осторожно сравнить силу волколака с силой наших бойцов, но только так, чтобы не проиграть.

Вечно послушного, доброго и во всём уступчивого ангела вариант, где она могла проиграть тёмному, оскорбил. Хотя мне на гордость её и заёбы по отношению к тёмным плевать. Сама ведь говорила, нельзя недооценивать врага. Свирепый силён, как бык… нет, как десяток быков! И я не хотел, чтобы его грязная свора из-за какой-то глупости осквернила тело ангела… Моего личного ангела.

Бойцы становятся по обе стороны круга. Зуриэль хоть и улыбается, но по просьбе моей всё же серьёзна и находится в боевой стойке, в коей я никогда не видел её при спарринге с местными. Волколак тоже очень и очень решительно настроен. Пригнувшись, приготовившись к молниеносному рывку и быстрой победе, он, пользуясь превосходящей массой тела, хочет уложить оппонента на лопатки.

Эх… лишь бы в этот раз хоть что-то разглядеть. Являясь единственным персонажем, коего хоть немного уважали обе стороны, берусь отдать команду:

— В бой!

Мгновение, ангел лишь делает шаг вперёд, а стойка Свирепого тут же меняется. Из агрессивной, готовящейся к прыжку позиции здоровяк, будучи растерянным, пригибается, опускает порванные уши, делая неуверенный шаг назад. Что произошло?

— Шестое чувство, — читая мои мысли, отвечает Зуриэль. — У этого слуги тьмы есть дар.

— Я и чей-то слуга? Не смеши Кузнеца, грязная сука! Откуда ты знаешь о даре⁈ — Воин оскалился, выпустил когти, но атаковать вновь не стал. Тем временем ангел сделала ещё один шаг вперёд. Опять волна растерянности на лице Рыка, из пасти его полилась слюна, он вновь пятится, нога его в двух шагах от вылета из круга. Какая-то ментальная битва получается, кто-то что-то делает, а я вообще нихуя не вижу!

Копаясь в мозгах Свирепого, Зуриэль делает ещё один шаг вперёд. Глядя на того, как на кучу дерьма, она внезапно чему-то удивляется, затем, словно обладая взглядом-рентгеном, слегка поворачивает голову, глядя куда-то в толпу, хотя нет, в стену или даже за её пределы. Туда, где стояла та женщина волколак.

Взгляд этот заставил Свирепого впасть в ярость. Не считаясь со своими звериными инстинктами, как ранее тело своё изменяла Зуриэль, так и он, накачивая мышцы кровью, увеличивая их размеры, готовился дать бой.

Стремительный рывок подрывает лёд, а вместе с ним окаменевшую от морозов землю. Словно сорвавшаяся с тетивы стрела, огромный, будто поезд, волколак кидается на кажущуюся расслабленной ангела.

Глухого удара. Во все стороны рвутся потоки воздуха, что, срывая капюшоны, треплют длинные волосы наблюдавших за поединком.

Зуриэль, всего на полшага отойдя в сторонку, выставив руку, пальцами сжала уткнувшийся ей в ладонь лоб волколака. Любой другой от столь резкой остановки разбил бы череп, сломал шею и рухнул, но Свирепый стоял, пуская пену из пасти, рычал и, казалось, даже готовился продолжить бой.

Быстрая подсечка, тело волколака повисает в воздухе. Всё так же держа здоровяка за голову, Зуриэль припечатывает его к земле. Брызги крови вырываются из его пасти, глаза закатываются — чистая и безоговорочная победа.

Зачем-то стянув с себя топик, ангел под свист толпы заботливо складывает его вдвое, припадает на колено, и кладёт под голову поверженного врага. Поднявшись, покачивая своей голой грудью, она идёт ко мне и, внезапно склонив голову, извиняется.

— Ты… ты ведь его не убила? — По спине побежали мурашки. Единственный более или менее адекватный вождь хищников умер после первого посещения деревни, блять, такое мне точно никогда не простят!

— С ним всё хорошо, даже в разы лучше, чем я думала изначально, — застыв с опущенной головой и свисшей грудью, продолжала извиняться Зуриэль. — Как вы смогли разглядеть в душе этого нечистого свет? Даже я не сразу…

Ангел, щебеча о чём-то своём, недовольно прикусывает губу. Её странное поведение после победы сосредотачивает на нас ненужное внимание. Эх бля, вроде бы высшее существо, оболочка тоже взрослой выглядит, а продолжает глупо делить всё на белое и чёрное, словно ребёнок. Да, Свирепый тот ещё выродок и убийца, скорее всего, насильник, но, с другой стороны, именно он выступил с целью спасти свой род, и, даже будучи абсолютным злом в глазах ангела, тот не боялся рисковать своей жизнью, но жизнь дочери лишний раз подставлять под удар всё же не стал. То есть даже в его чёрством сердце нашлось немного места для заботы о том, что ему на самом деле дорого. Я то это всё понимаю, но, как вкратце объяснить это ангелу?

— Обсудим это позже. Когда он очухается?

— Пять минут, — не поднимая головы, ответила Зуриэль.

Пока тот дремлет, велю прибежавшим Муррке с Пом принести из кладовой «выездной» стол и стулья. Хохо даю задание подготовить компресс. Избивать гостя, тем более парламентёра, даже если он того хочет, это пиздец… Может так хоть опухоль снимем.

— Отец, отец, ответь! — Когда толпа, праздновавшая победу Зуриэль, стихла, наступила очередь волноваться кое-кому другому. Испуганная женщина, ребёнок Свирепого, коего ребёнком язык назвать не повернётся, волновалась, причём очень. С каждой минутой ожидания ответа голос её становился более испуганным, каким-то озлобленным и истеричным.

Придя в себя спустя пять минут, как по часам, Свирепый, держась за затылок, взбирается на стену и недовольно, даже грубо требует свою заботливую