в нагрудниках или тяжелых кожаных камзолах, – казался не очень подходящим для этой задачи [8]. Дородный сын кузнеца с приятным лицом, Фипс провел ранние годы в дальних пределах провинции Мэн. В двадцать два года он переехал в Бостон и сделался корабельным плотником. Неотесанный и сверх всякой меры амбициозный, он не стал довольствоваться одним лишь статусом одного из первых «людей, которые сами себя сделали», в американской истории. В то время, когда Сэмюэл Пэррис открывал по соседству свой магазин, Фипс решил испытать удачу и отправился в Вест-Индию на поиск затонувших сокровищ. Результатом первой экспедиции стали лишь два мятежа, первый из которых он подавил фактически голыми руками. Третья же принесла немало золота, серебра и драгоценных камней, найденных у берегов Гаити. Путешествие финансировали британские толстосумы, и Фипс привез в Лондон тридцать тонн серебра. Кейнс, писавший столетия спустя, называл это предприятие «одним из удивительнейших свидетельств невероятного успеха». Добыча Фипса изменила финансовое будущее Англии, спровоцировав бум на рынке акций и став фундаментом для Банка Англии. Во времена, когда пятьсот фунтов стерлингов считались целым небольшим состоянием, одна только доля Фипса составила одиннадцать тысяч[63].

Этот подвиг принес ему награды и посвящение в рыцари, однако не добавил ни капли лоска его манерам. Фипса можно сравнивать с Ясоном, добывшим золотое руно, как и сделал один священник перед выпускниками Гарварда в 1688 году, но он оставался жителем приграничья, грубым пройдохой, который действует с помощью мускулов и зычного голоса, драматично перегибает палку, энергично проламывает головы и получает выговоры от всех подряд – в том числе от престарелого временного губернатора, которого приехал сменить. Лет десять назад констебли пытались разогнать его людей, буянивших поздно ночью в одном бостонском баре. Фипс за них вступился. Когда констебли пригрозили, что доложат о происшествии властям, он прорычал, что «плевал на чертова губернатора, у него-то всяко побольше власти», хотя обычно так открыто своего превосходства не демонстрировал [9]. Когда его привели в зал суда, он швырнул свои бумаги в судей (на том процессе, где Фипса приговорили к штрафу, присутствовал Стаутон, которому теперь предстояло стать его заместителем на посту губернатора). Изрыгаемые бывшим пастухом проклятья и ругательства произвели впечатление даже на бывалых моряков. Фортуне оказалось не под силу сдержать в узде его аппетит к взяткам и шантажу.

Потребовалось немало трудов, чтобы превратить агрессивного искателя приключений в ангела, но выдающийся новоанглийский мифотворец справился с задачей. Позже прибытие Фипса в Бостон в этот критический момент было описано как «чудесное падение с небесной колесницы» [10]. Хотя его современники поперхнулись бы, услышав подобное кощунство, еще больше вопросов вызывала своевременность этого прибытия. «Мы со дня на день с нетерпением ждем сэра Уильяма Фипса», – писал Сэмюэл Сьюэлл почти четыре месяца назад, когда у девочек в доме Пэррисов начались первые приступы. Новый губернатор же отправился в плавание только через несколько недель[64]. Хартии, которую он вез с собой, было уже полгода – полгода, которые низвели Массачусетс до состояния «бедствующей, ослабленной, разрушенной местности» [11].

Несмотря на всю свою неугомонность, Фипс, можно сказать, имел привычку опаздывать. Научившись читать и писать лишь в двадцать два года, он не чувствовал себя уверенно ни в одном из этих занятий[65]. Скорее всего, он не мог отличить голландский текст от английского, а может, и (но это не точно) был не в состоянии прочитать приказ о собственном назначении в декабре 1691 года. Там говорилось, что отныне он исключительным королевским правом назначается губернатором. По старой хартии эта должность была выборной. В марте 1689 года Фипс спешил из Лондона в Бостон с новостью о Славной революции в Англии, в ходе которой Вильгельм III сверг Якоба II – король-протестант сменил на троне короля-католика. На корабле Фипс бахвалился, что лично сместит Андроса, ненавистного королевского губернатора. Приехав же, он обнаружил, что опоздал с этим на полтора месяца. Год спустя Фипс принимал в северной церкви крещение от Коттона Мэзера, обеспечивая себе таким образом политическое будущее. В этом случае задержка с ритуалом не вызвала ни у кого вопросов [12]. Просто раньше, объяснил Мэзер, в Мэне не было пастора, имевшего право провести обряд.

В 1690 году Фипс возглавил объединенную операцию – морских и сухопутных сил – против Квебека, столицы французской Канады. Слухи о союзе индейцев-вабанаки с французами терзали Новую Англию и продолжат это делать впредь: шептались, что враг намерен уничтожить колонию до последнего поселка. Фипс уже побеждал французов в Новой Шотландии, правда, этот успех был несколько омрачен мародерством его солдат. Экспедиция 1690 года планировалась второпях и несколько раз откладывалась – в итоге французы встретили его войско мощным огнем. Он пожертвовал сотнями жизней в этой жутко дорогой кампании, которую в Лондоне назвали «позорным и трусливым поражением» [14]. Так что Фипс сыграл роль и в финансовой истории Северной Америки: не имея средств, чтобы заплатить солдатам и матросам или объявить призыв, колония выпустила бумажные деньги. В результате началась сокрушительная инфляция. Экономика лежала в руинах, торговля замерла, ожидалось ответное нападение французов, повсюду фактически царила анархия. «Несчастные люди, – писал один приезжий о Бостоне, – готовы сожрать друг друга» [15]. Ничто из этого не помешало Фипсу поплыть в Лондон и просить Вильгельма III финансировать его попытку изгнать французов из Северной Америки раз и навсегда. Торговля мехами и рыбная промышленность Мэна были под угрозой (Англия тоже очень пожалеет, считали поселенцы, если французы наложат свою лапу на массачусетские верфи). Именно в той поездке Фипс и Инкриз Мэзер объединились, чтобы вместе вести переговоры о новой хартии.

В какой-то момент этим весенним субботним днем, пока Фипс возвращался из бостонской верфи, на небе вдруг словно погас свет. Город погрузился в тишину. С балкона ратуши новый губернатор произносил речь: Господь послал его спасти эту страну, где все давешние законы и свободы скоро обретут – и вдруг он остановился. Стало темно. Нет, он не посягнет на священный день Господень. Овации и крики поддержки подождут до понедельника. При свете факелов ополченцы сопроводили его в особняк из красного кирпича на углу сегодняшних улиц Салем и Чартер, в прекрасно оборудованный дом с фантастическим видом на гавань. Люди продолжали толпиться за углом у дома Инкриза Мэзера, которому Фипс был обязан своим назначением. В понедельник утром власти снова собрались в ратуше и погрузились в шестичасовые дебаты, следует ли возобновить речь Фипса с того, на чем она прервалась, или же ему стоит начать заново. Политика и религия все время друг об друга спотыкались. В