Так, несколько досок… Что еще здесь находится? Я ступила и чуть не упала. Длинный деревянный топчан… Наверное, для сна. Мне оставили этот топчан, чтобы я на нем спала. Я села на него и подняла голову вверх. Если я придвину его к стене, все равно не хватит высоты, и до окна я не дотянусь. Хотя попробовать стоит, и, как говорится, попытка – не пытка. При слове «пытка» я сжалась. Они что-то говорили о том, что пока «есть время», а потом его не будет. И означать это могло только одно…

Я все-таки подтянула топчан к стене и встала: так и есть – еще примерно полтора метра я не достаю до окна. Я вытянула руку – между мной и окном приличное расстояние.

Я слезла с топчана и села на него. Рука в том месте, где я ее занозила, болела; гудело в голове, и в животе была тупая боль. Неожиданно мне в голову пришла одна мысль. Я поставила топчан боком и с трудом забралась на него, изо всех сил вдавливаясь в стенку, чтобы не упасть, и тут же спрыгнула: надо чем-то подпереть топчан, чтобы вся эта конструкция не загремела. Я взяла две доски и еще три кирпича, которые нашла в углу, и подперла ими топчан. Сооружение было хлипким, но я молила бога, чтобы оно выдержало мой вес. Я снова забралась на топчан, стоявший боком, и достала рукой до окна. Выбивать его нельзя: будет шум, и я привлеку внимание. А если его вынуть или открыть? Я подергала окно – оно не открывалось; я прильнула к мутному стеклу – присмотревшись, я поняла, что нахожусь в подвале – в поле моего зрения попадали стволы деревьев и бордюр тротуарной дорожки.

Я дернула окно посильнее – раздался скрип. Я замерла. Они спят в доме, и, наверное, звуки из подвала до них не дойдут. Вот если кто-то из них караулит на улице…

Подергав окно несколько раз, я вдруг почувствовала, что оно немного подалось. Я подтянулась и налегла на него. С треском стекло разбилось: звук был приглушенный, не очень громкий – образовавшаяся дыра была довольно узкой, и пролезть в нее я могла с трудом. Я отпустила руки и загремела вниз – топчан не выдержал моего веса и рухнул. Несколько минут я сидела на полу с гулко бьющимся сердцем и прислушивалась: не идет ли кто ко мне, разбуженный случайным шумом. Нет, все было тихо. Либо мои преследователи крепко спали, либо они не принимали во внимание, что я могу выбраться из подвала, куда меня заточили.

Скорее всего оба эти утверждения были верны.

Через некоторое время я выбралась наружу, вывалившись из окна, и поползла по-пластунски вперед, поминутно оглядываясь назад. Наконец я выпрямилась и кинулась к дереву, прильнув к нему – отсюда я могла обозреть местность, и я могла прикинуть, куда мне идти дальше. Я находилась сзади дома; ворота были на противоположной стороне. И там же находилась моя машина, но вряд ли она понадобится, так как ключи остались в сумке, которую у меня отобрали.

Я стиснула зубы – главное выбраться отсюда живой. Все остальное в настоящий момент значения не имеет.

Забор был примерно два метра, и так просто через него мне было не перемахнуть. Я пробежалась вдоль забора и, наткнувшись на раскидистую яблоню, забралась на нее и по ветвям спустилась на землю с другой стороны забора. Я старалась производить как можно меньше шума, но все равно в последний момент толстая ветка предательски разломилась пополам, и я шлепнулась вниз. Но тут же вскочила на ноги и побежала вперед.

Я не знала, в какой стороне находится шоссе и правильный ли я выбрала путь, но страх подстегивал меня, и я неслась вперед по мере моих сил, которые были явно на исходе. Мое тело было одним сплошным синяком, ноги страшно болели, и я стала все чаще и чаще останавливаться, делая передышку.

Легкий шум раздавался справа, и я пошла туда, надеясь, что выйду к шоссе. В темноте ничего не было видно, и вскоре я свалилась в овраг, по дну которого протекал ручей. Тонкий лед хрустнул от тяжести моего тела, и я почувствовала, как холодная вода проникает в сапоги. Я встала и снова пошла вперед: в сапогах было сыро, и ноги стремительно мерзли – я уже перестала чувствовать пальцы.

К пустынному шоссе я вышла уже порядком окоченевшая. Я подняла руку и стала голосовать.

Около меня притормозили «Жигули», и водитель, мужчина лет тридцати, принялся внимательно рассматривать меня.

– Я… я… – зубы стучали от холода.

– Эк, тебя развезло. Чего тут делаешь-то?

– Долго рассказывать, – хмуро бросила я. – Мне в Москву надо.

– Мне и самому туда надо. Сколько заплатишь-то?

– У меня с собой денег нет. Но я заплачу, когда домой приеду. Поднимусь к себе и заплачу. Можете со мной наверх пойти, если не верите. Я… не могу здесь стоять. Я просто умру от холода! – воскликнула я.

С минуту-другую мужичок в кепке разглядывал меня, словно прикидывал: стоит ли со мной связываться и не пациентка ли я психиатрической клиники, сбежавшая от опеки врачей-санитаров.

– Я нормальная, – быстро сказала я. – Честное слово! Просто меня похитили. Я заплачу вам, сколько хотите.

При этих словах он дернулся.

– Три тысячи. Не меньше.

– Хорошо. Я согласна.

Я нырнула в машину, села сзади и сразу почувствовала, как холод медленно ползет вверх – до самой макушки. Я принялась энергично растирать руки и дуть на них, пытаясь согреть своим дыханием.

Мой попутчик пытался было пристать ко мне с расспросами, но я быстренько отшила его. Разговаривать после всего пережитого не хотелось, да и голова болела и соображала плохо.

В Москву мы приехали в начале пятого. Шофер потопал за мной наверх, судя по выражению его физиономии, он боялся, что я утеку от него и оставлю без денег. Я позвонила Егорычу. Звонить пришлось долго; сосед крепко спал и только после того, как я пару раз поколотила в дверь ногами, он открыл и разохался.

– Маргарита! Что с тобой? – кинулся он ко мне. – Где ты так? – бестолково восклицал он и кружился вокруг меня.

– Все потом, Егорыч! – устало сказала я, прислонившись к стенке. – Сейчас дай мне ключи, и я пойду домой.

– Сейчас, сейчас! Да ты вся обледенела, Маргарита. Губы синие, как у покойника.

– Вы там потом с покойниками разберетесь, – подал голос шофер. – У меня смена рабочая начинается. Можно деньги получить и уехать? А вы потом между собой все выясните.

– Товарищ торопится, Егорыч.

Тот дрожащими руками полез в тумбочку и стал судорожно шарить в ящике.

– Ничего не вижу, – пожаловался он. Я подошла к тумбочке и нашла свои ключи.

– Вот они.

– Чем помочь тебе?

– Ничем. Мне, самое главное, выспаться надо.

– Ноги разотри водкой. А то простынешь. Водка есть? Подожди, я тебе сейчас дам. От наших посиделок осталась.

Егорыч нырнул в глубь квартиры, а вынырнул оттуда с бутылкой.

– Бери, Маргарита! Пользуйся.

Я оценила щедрый подарок соседа и ушла, прижимая бутылку к груди.