Въехали в станицу и направились к майдану у сборной избы, обрастая по дороге зрителями.

— Смотри, все на новых жеребчиках!

— Карабины то у всех какие-то не наши?!

— Двенадцать вьючных.

— А на волкушах кого везут, вроде бы все целые?

— Сумки перемётные у всех набиты!!!

— Где они были?

Гул всё нарастал. Когда въехали на площадь и разместили всех лошадей, вокруг нашего отряда в круге собралось больше половины населения станицы, а на крыльце сборной избы стояли атаман Селевёрстов, старейшины Давыд Шохирев, Митрофан Савин и Иван Лунин, да отец Дана приказный Данилов, который исполнял в станицы должность писаря.

Выехав чуть вперёд, я дал команду знаками «Внимание» и «В линию». Дождавшись, когда все казачата на лошадях выстроятся влево от меня в одну шеренгу, скомандовал: «Слезай». Сам соскользнул с седла, перебросил поводья через голову Чалого и шепнул ему на ухо: «Стой смирно». Казачата между тем также соскользнули с сёдел и застыли слева от своих лошадей по всем правилам Устава строевой казачьей службы.

Я вышел перед строем и тихо приказав стоять и ждать дальнейших распоряжений, развернулся кругом и направился к крыльцу сборной избы. Поднявшись на крыльцо, я склонился к уху Селевёрстова:

— Дядько Петро, лучше не при всех докладывать!

Атаман внимательно посмотрел мне в глаза и, ничего не сказав, направился в сени сборной избы, а из них в приказную комнату. За ним потянулись старейшины, писарь, последним зашёл я.

Селевёрстов сел за свой стол и дождавшись, когда старейшины разместятся на гостевой лавке, а Данилов за своим столом, мрачно произнёс:

— Докладывай.

— Господин атаман, на третий день похода учебного отряда по маршруту станица Черняева — Зейская пристань после полудня на броде через Ольгакан головной дозор в лице Лескова Владимира обнаружил в зарослях таволги, которые росли вдоль реки метрах в двадцати от брода мёртвые тела молодой женщины с ребёнком, двух офицеров и трёх казаков.

Селевёрстов и Данилов поднялись из-за своих столов, пытаясь что-то сказать, но тут раздался удар клюки об пол и жёсткий голос старика Шохирева:

— Продолжай! А вы тихо там!

Я продолжил:

— Осмотр места преступления и тел убитых показал, что во время бивака двое казаков были зарезаны, один казак и офицер застрелены. Сопротивление оказал только старший по возрасту офицер, у него два огнестрельных и три ранения от холодного оружия. Женщину и её, вернее всего, дочь лет десяти насиловали, пока они не умерли.

— И как ты это определил? — с какой-то неприятной ухмылкой поинтересовался Данилов.

— А ну помолчи! — повысил голос старейшина Лунин.

— Когда осмотрите покойниц, сами поймёте! — продолжил я. — Нападение, судя по следам, совершило чуть больше десяти варнаков. На общем круге было решено их преследовать. Где-то в десяти верстах по берегу Ольгакан на север был обнаружен лагерь варнаков, рассчитанный на пятьдесят и более человек, в котором находилось двадцать шесть хунхузов.

— Вот, ёк-макарёк! — это уже подал голос старейшина Савин.

— С учётом позднего времени, нападение на лагерь было перенесено на утро следующего дня.

— Какое нападение? — атаман Селевёрстов, на глазах краснея лицом, поднялся из-за стола. — Ты, что Тимоха, совсем заигрался в сказочного богатыря? На подвиги потянуло?

— А ну молчать!!! Сел на место! — такого рыка от старика Шохирева никто не ожидал. — Продолжай, Тимофей!

Атаман плюхнулся на табурет, а я продолжил:

— Не смотря на то, что я был против нападения на хунхузов, мы были вынуждены это сделать, иначе не смогли бы в глаза смотреть друг другу. В общем, на следующее утро в двух верстах от лагеря на берегу брода через ручей организовали засаду, где засели в окопах восемь казачат, а я с Ромкой и Вовкой осуществили нападение на лагерь. Сняли кинжалами с Ромкой двух часовых, потом застрелили в лагере трёх хунхузов, включая их главаря, а дальше на хвосте привели оставшихся хунхузов в засаду, где их всех и положили. Одним словом, вентерь.

— Дааа… Вентерь… — произнес Митрофан Савин и замолчал.

— И что всех двадцать шесть хунхузов убили? — с каким-то недоверием спросил старик Шохирев.

— Так точно, дедушка Давид. Всех положили. Что смогли из трофеев собрали в засаде, и в лагере, и аллюром в станицу.

— И куда же вы герои так спешили? — ехидно спросил Данилов.

— Судя по всему, эти хунхузы были дезертирами из циньской конницы. Практически все одинаково одеты, с одинаковой амуницией, вооружены все пятизарядными карабинами Маузера, которые начали выпускать в Германии полгода назад. Мне об этом карабине рассказывал зимой кореец в Благовещенске, у которого я патроны для своей восьмизарядки покупал. Каким образом, этими новейшими карабинами оказались бандиты вооружены, я не могу себе представить! А вот то, что где-то рядом еще три пэн хунхузов, судя по размеру лагеря, могло находиться, я представлял себе легко. Поэтому собрали, что смогли увезти, забрали покойных и быстрее в станицу. Главное все целые остались. Раненых нет. Жалко шестнадцать лошадей пришлось оставить в одном большом переходе от станицы, да и лагерь очень быстро осмотрели. Там добра осталось!!! — я закатил глаза к потолку и присвистнул.

— Кхе… Тимоха, а ты часом не врешь нам? — выцветшие глаза старика Шохирева, не мигая, уставились на меня.

— Дедушка Давид, да как мне врать то. Трупы найденных убитых на волокушах, трофеи во вьюках. Да коней трофейных только двадцать семь голов пригнали. Все казачата на молодых монголов-жеребчиков пересели.

— Убитые кто выяснили? — спросил старейшина Лунин.

— Нашли их обмундирование в лагере. Судя по погонам, казаки, вернее всего, из Екатерининской сотни, а офицеры — подполковник и капитан из инженерного полка, но какого я не знаю. Платья барышни и девочки также нашли. В плащ палатки покойные голышом, как мы их нашли, завернуты. Документы может быть где-то и есть, надо вьюки потрошить, да и с трофеями разобраться.

— Да, погоди ты с трофеями… — махнул рукой атаман.

— Нет уж, господи атаман. Одиннадцать карабинов и по тридцать патронов к каждому, монголы жеребчики, которых казачата выбрали, серебра по сто рублей каждому, поддевки из меха красного волка, ну и остального по мелочи мой отряд забирает! А своё старьё сдает для передачи в Благовещенск. Надо только лошадей пригнать! — Я, набычившись, уставился на Селевёрстова.

— Кхе, хе, ха, ха, ха-ха-ха… — раздался булькающий смех Шохирева, к которому вскоре присоединились старейшины Савин и Лунин. Данилов улыбался, а я с атаманом продолжал сверлить друг друга взглядами.

— Эх, — прекращая смеяться, заговорил старейшина Шохирев. — Жалко, Афанасий не дожил до сегодняшнего дня, а то увидел бы, какого внука-атамана вырастил. Ермак! Вылитый Ермак! Настоящий атаман!