— Ну чего? Нашел удостоверение-то?

— Нашел. Телохранитель слегка отклонился назад и что было сил ударил ногой по створке. С ног охранника он, конечно, не сбил, — попробуй свали эдакую тушу, — но толкнул хорошо, удачно. Бугай неловко отступил на пару шагов, размахивая руками, как утка крыльями. Именно этого телохранитель и ждал. Ворвался в холл и на ходу грохнул рукоятью пистолета в плоское массивное переносье. Охранник охнул, присел на корточки, схватившись за нос, и тогда телохранитель ударил еще раз, по коротко стриженному, с проседью, бугристому затылку. Точно между двух макушек. Бугай хрюкнул и грохнулся на бок. Совсем как собачка, выполняющая команду «умри».

— Лежи тихо, — пробормотал телохранитель, снимая с пояса битюга ключи и запирая входную дверь на три оборота. — Все, ублюдок. Ты попался.

* * *

Стук не прекращался. Он нарастал, выворачивая наизнанку мир. Он смешивался с визгом молний, пронзающих небо от верхушки купола и до самой земли. Хотя, наверное, это были вовсе не молнии, а человеческие голоса, но голоса картонные, неживые, ненастоящие. Маринка легла на пол, заткнула уши руками, прижала колени к груди и закрыла глаза. Она закуклилась в своем страхе, поплыла в нем, словно нерожденный младенец в теплой черноте материнского чрева. Ничего не видела, не слышала и не воспринимала. Ужас смерти перерос в абсолютное, спокойное равнодушие. В нем оказалось уютно, и Маринке не хотелось рождаться заново. Даже когда она услышала, как кто-то выбивает дверь. Жуткой силы удар и грохот рассыпающейся баррикады. Плевать. В ласковой темноте не было ничего и никого, кроме нее самой. Крупица жизни, уже неразделимая со смертью. Беспамятство, в котором сознание танцевало медленный фокстрот.

— Вы живы? Она сжалась еще сильнее. Кто-то здесь был. И этот кто-то хотел вытащить ее на свет, как половую тряпку из-под ванны. Нет, ее нет. Она умерла. Для всех, кроме себя.

— Мариночка, с вами все нормально? — голос Сергея Сергеевича. Они собрались, чтобы понаблюдать за процессом родов. Не надо. Положите тую на могилу и оставьте зарастать травой.

— Она в шоке, — это был голос телохранителя. — Эй, кто-нибудь, принесите нашатырь! Так, теперь ты. Драться умеешь?

— Приходилось.

— Отлично. Вот тебе ключи от входной двери. Иди на первый этаж и вызови наряд милиции. Попробуй, кстати, привести в чувство этого бычка внизу. Все, вперед.

— Но…

— Я сказал, бегом!!!

— О, Господи. Только этого мне и не хватало, — искренне огорчился Сергей Сергеевич. — Она придет в себя?

— Не знаю. Всяко бывает.

— Ну за что, за что мне такое? — причитал Сергей Сергеевич. — А вы что собрались? Заняться нечем? Быстро все… по рабочим местам.

— Ни в коем случае. — Это снова телохранитель. — Никому из комнаты не выходить. И прикажите остальным сотрудникам не покидать кабинетов и не открывать двери на стук. Это понятно?

— А в чем дело?

— Дело в том, что где-то внутри здания прячется сумасшедший. Убийца-маньяк. Он понимает, что шумиха уже поднялась и что скоро здесь будет милиция, поэтому вполне может попытаться пересидеть суматоху в одном из кабинетов.

— А… то есть как? — голос Каляева дрогнул.

— Просто. Убьет какую-нибудь девицу и запрется вместо нее.

— О боже мой. О боже мой. Маньяк внутри здания. Господи, что же мне делать?

— В первую очередь кончайте ныть. Вы здесь главный. К тому же один из немногих мужчин в этом цветнике. Постарайтесь вести себя соответственно. Принесли? Отлично. Аптечка? А в ней есть нашатырь? Прекрасно. Дайте его сюда. Дайте, говорю, все пальцы осколками порежете с непривычки… А ну-ка, просыпаемся. Мрак беспамятства лопнул, словно воздушный шар. Резкий отвратительный запах ударил в голову, заполнил легкие, разорвавшись внутри, как вакуумная бомба. Маринку тащили к свету, а она сопротивлялась отчаянно, давясь собственным криком, корчась от боли. Ей не хотелось возвращаться. Ей хотелось умереть, но самой по себе. Без помощи этих горячих, властных рук. Или остаться там, в чернильной пустоте, плыть блаженно по глубинным волнам собственных чувств, оставляя позади мысли, панцирем окольцовывающие рваное тело ужаса. Резкая пощечина отбросила ее голову назад и вбок. Маринка всхлипнула и открыла глаза. С губ сам собой сорвался сдавленный крик. Она не чувствовала боли. Крик был подсознательным отголоском недавнего кошмара. Маринку колотила нервная дрожь. Телохранитель приподнял ее, прижал к себе, погладил по волосам, прошептав:

— Тихо, тихо, тихо. Все кончилось. Все уже кончилось. Он ушел. Его нет. Вы в безопасности. Маринка увидела стоящего посреди комнаты Сергея Сергеевича. Толстяк растерянно улыбался, еще не веря, что все закончилось благополучно. Сотрудница, дура чокнутая, пришла в себя. Значит, не нужно будет оплачивать производственную травму. А что? Любой психиатр мигом докажет, что «крышу сорвало» у девочки только благодаря тяжелым психологическим условиям.

— Мариночка, — елейным голоском пропел Каляев. — Вы очнулись? Ну, слава Богу. Слава Богу. А мы-то, мы-то как переволновались все. Телохранитель повернулся к нему, сказал негромко:

— Я отвезу Марину домой. Надеюсь, вы понимаете, что ни о какой работе теперь не может быть и речи.

— Конечно, конечно, — всплеснул пухленькими ручками Сергей Сергеевич. — Пусть Мариночка побудет дома денек-другой, отдохнет, оправится. Мысль его была тривиальной и понятной, как шлагбаум: «Надо держать эту психопатку подальше от фирмы». Телохранитель посмотрел на Маринку:

— Вы можете идти? Она кивнула, оперлась рукой об пол, попыталась подняться. Однако колени подогнулись, и Маринка вновь оказалась на полу.

— Осторожно, осторожно, — приговаривал телохранитель, бережно поддерживая ее поперек спины. — Встаем, медленно, не торопясь. Вот так. Аккуратно. Голова кружится? Ноги как будто ватой набили, да? Ничего страшного. Нормальная реакция организма на избыток адреналина в крови. Это пройдет. — Он покосился на толстяка. — Когда приедет наряд, скажите им, чтобы перекрыли все выходы из здания. Я позвоню на Петровку, через десять минут здесь будет группа захвата. До их прибытия никому из комнат не выходить.

— Хорошо, хорошо, — торопливо закивал Сергей Сергеевич. — Не беспокойтесь. Все сделаем. — Он словно перекладывал ответственность за жизни своих сотрудников с собственных пухлых плеч на плечи этого молодого, здорового парня. И, надо сказать, делал это Каляев с большой охотой. Ему было страшно не меньше, чем всем остальным. — Я сейчас же… Немедленно…

— Пойдемте, — мягко сказал охранник Маринке. Он провел ее по коридору, по лестнице. Они спустились до третьего этажа. Здесь Маринка остановилась, указав трясущейся рукой на телефон. Трубка, покачиваясь, висела на шнуре у самого пола.

— Он мне звонил. Боря мне звонил.

— Вы уже говорили, — напомнил телохранитель.

— Нет, он звонил еще раз… — Маринка с трудом сглотнула тягучий горький комок, застрявший в горле. — С этого аппарата. Уже… уже после того, как вы уехали.