— Цветные фотоснимки, — продолжил диктовку Волин, — в количестве… раз, два… ого… восемнадцати штук, сделанные при помощи фотоаппарата «Полароид». На снимках изображены обнаженные и полуобнаженные девушки… — Волин перебирал карточки. Фотографировали в квартире Баева. Точнее, в этой самой спальне и на этой самой кровати. В роли фотографа скорее всего выступал сам хозяин. Все интереснее и интереснее. — …В возрасте от… примерно от двадцати до тридцати лет. Фотографии выполнены в кустарных условиях при бытовом освещении с использованием вспышки. Оп-па! Последнее восклицание вырвалось у Волина непроизвольно, когда понятой не без интереса сдвинул одну из карточек. На открывшемся снимке была изображена девушка лет восемнадцати, брюнетка. Анастасия Сергеевна Пашина. Собственной персоной. Вторая жертва.

— Позвольте-ка. Волин повернулся и, не слишком вежливо потеснив понятых, принялся перебирать фотографии. Одну за другой. Брал и откладывал в сторону. Снимка Ладожской не было. Как не было снимка и третьей жертвы. Впрочем, это ничего не значило. Мог существовать и второй пакет. Или, скажем, Ладожская, в отличие от остальных, отказалась фотографироваться. Надо проконсультироваться с психиатром. Можно ли расценивать увлечение подобными фотографиями как показатель психических отклонений? Волин пошлепал карточкой Пашиной по ладони, повернулся к сержанту:

— Берите понятых и осмотрите третью комнату и кухню.

— Так точно, — козырнул тот и, зардевшись, даже не приказал, а попросил пару: — Пойдемте, пожалуйста.

— А как же фотографии? — с сомнением и большим сожалением спросил понятой, кивая на рассыпанные по одеялу снимки. — Придется же, наверное, опознавать… гхэ… этих девушек? Или как?

— Порнография, — оценила презрительно понятая и, злобно зыркнув на мужа, добавила: — Иди уже, козел старый. Тебе еще на этих девок заглядываться. Постеснялся бы. Сержант стушевался, переводя взгляд с мужчины на женщину.

— Сержант!

— Слушаю, товарищ следователь, — отозвался тот.

— Посмелее, посмелее, — понизив голос, ободряюще кивнул Волин. — Не тушуйся, парень.

— Так точно, — сержант кашлянул. — Товарищи понятые, попрошу прекратить базар и следовать за мной. Волин едва заметно улыбнулся. Ничего, пообтешется со временем.

— Аркадий Николаевич, — послышалось от двери.

— Заходи, Саша, — отозвался Волин. — Я здесь. Оперативник заглянул в комнату.

— Докладываю, участкового в травмпункт отвез. Камикадзе этого нетрезвого медикам сдал. Запрос насчет дачи-деревни отправил, но готов будет не раньше завтрашнего утра. Там в какие-то реестры надо лезть. Муть, короче, сплошная. Позвонил в прокуратуру, Левка еще не возвращался, но я передал все, как вы сказали. А у вас что? Что-нибудь интересненькое нашли?

— Да есть кое-что, — кивнул Волин. — Подойди, полюбуйся. Наш стоматолог, оказывается, тот еще пострел. Саша протопал через комнату, оставляя на ковровом покрытии грязные следы. Остановился у кровати, оценил одним взглядом количество фотографий, кивнул одобрительно:

— Силен дядя. Для стоматолога, я имею в виду. — Взял одну карточку, покрутил в руках. — А ничего себе девица. У этого Баева со вкусом все в порядке. Саша взял вторую карточку, затем третью, внезапно лицо его вытянулось.

— Что? — заинтересовался Волин. — Знакомую увидел?

— А? — Оперативник взглянул на него, затем принужденно рассмеялся. — Да нет, показалось, что на одноклассницу похожа. Но эта, пожалуй, помладше будет. Да и замужем моя одноклассница. Все у них с мужем вроде в порядке. Чего бы ей на сторону-то бегать?

— Да? — Волин взял из рук оперативника карточку, посмотрел. Симпатичная девушка, лет двадцати пяти, хрупкая, но не худая. Стоит на цыпочках у окна, вполоборота, вытянувшись в струну, забросив руки за голову. Кажется, еще секунда — оторвется от земли, взлетит. И, в отличие хотя бы от той же Пашиной, видно, что эту девушку нагота вовсе не смущает. Она осознает красоту своего тела, потому и смотрится не пошло, достойно. К лицу ей нагота. Хорошая фотография. Трогательная, беззащитная. Нет, прав Саша. Есть у Баева вкус к женщинам. — Знаешь, Саша, а ты все-таки поинтересуйся у этой своей одноклассницы, не посещала ли она институт стоматологии. Риск все-таки немалый. Одному господу известно, что этому психопату взбредет в голову завтра. Глядишь, останется муж этой дамочки безутешным вдовцом. Так что не поленись, спроси.

— Хорошо, Аркадий Николаевич, — кивнул оперативник. — Спрошу.

— Нет, не «спрошу», а обязательно спроси.

— Обязательно спрошу.

— Молодец.

— Товарищ следователь, — в спальню заглянул пионеристый сержант.

— Нашли что-нибудь?

— Пойдемте, посмотрите сами. Соседняя комната, судя по всему, служила Баеву кабинетом. Обитые деревянными панелями стены, пол, затянутый ковром. Посредине — зубоврачебное кресло и софит на высокой треноге. У стены сервировочный столик на колесиках и обшарпанный медицинский шкаф. На стальных, застеленных марлей полках выстроились какие-то пузыречки, флакончики, аккуратно разложены стоматологические инструменты. Увидев все это богатство, Саша неожиданно побледнел и поежился.

— Ты что, Саш? — удивленно поинтересовался Волин.

— Вот не люблю я этого, — пробормотал оперативник. — Знаете, Аркадий Николаевич, что страшнее зубной боли?

— Нет. И что же?

— Врач-стоматолог. Волин хмыкнул. По их-то версии выходит, что врач-стоматолог — причем конкретный врач, Баев, — страшнее не только зубной боли. Понятые топтались в сторонке, а сержант стоял посреди комнаты с видом Колумба, осознавшего вдруг, что довелось ему ненароком открыть самую индустриально развитую страну.

— Ну, сержант, хвастайтесь, что тут у вас.

— Во-первых, вот, — тот указал на деревянные панели над письменным столом, оклеенные желтыми бумажками-«памятками». Листки испещрены ровными строчками. Правда, почерк у Баева был мелковат, это Волин заметил еще при первой встрече. Ему пришлось подойти к самой стене и наклониться, чтобы прочесть. «ХХХ-8893. Катя. Готова на все 25 часов в сутки»; «ХХХ-7167. Лена. Это что-то!!!»; «ХХХ-2513. Мурзик»; «ХХХ-5414. Верунчик. Берет-дает». Следующие записки так же не радовали разнообразием. Судя по количеству «памяток», Баев был редким бабником. Даже еще более редким, чем Саша Смирнитский. Катя, Лена, Мурзик, Верунчик…

— Вот это парень, — усмехнулся Саша. — Не мужик — клад. — Волин покосился на него. — Гад, конечно, — торопливо поправился оперативник, — но кобель-то первостатейный. Против правды не попрешь. Листков оказалось гораздо больше, чем «спальных» фотографий.

— Так, — скомандовал Волин. — Саша, ты смотри с той стороны, я — с этой. Ищем Ладожскую.

— Понял. — Оперативник принялся рассматривать листки. Бормотал себе под нос: — Зараза, одни только номера да имена. Не мог фамилии записать. Опс. Нашел!

— Где? — Волин метнулся к нему. На листке значилось: «ХХХ-4071. Аллочка. Золото».