Хенрици спокойно ждал, пока крик Кейтеля не прекратился. Затем он указал на колонны, идущие по дороге, – беженцы и солдаты без винтовок, без оружия, без снаряжения, без транспортных средств, без брони, изможденные, оборванные, преследуемые силами, которые в пятнадцать раз превосходят их по численности.

– Фельдмаршал Кейтель, – сказал Хенрици, – если вы хотите, чтобы эти люди были застрелены, пожалуйста, начинайте!

До этого дня Кейтель не видел фронта. Он никогда не видел стреляющий орудийный расчет в работе. Он беспорядочно озирался, повторял свои приказы двигаться на Берлин, добавил серьезные угрозы на случай возможного неповиновения и отбыл.

Фон Мантейфель едва сумел совладать с собой: почему Хенрици не арестовал Кейтеля на месте?

– Зачем? – спросил Хенрици. Он знал, что события шли к необходимому завершению независимо от Кейтеля.

Поздним вечером в тот же день Хенрици телефонировал Йодлю и доложил, что условия вынудили его отвести южный фланг. Он просто обязан высвободить силы, чтобы выступить против русского продвижения вдоль балтийского побережья. Но голос Йодля был ледяным. Он поговорил с Кейтелем и приказал, чтобы Хенрици держал южный фланг там, где он стоял.

Хенрици спокойно ответил, что не может выполнить этот приказ, не подвергая каждого из своих солдат гибели. Йодль повторил приказ и добавил угрозы. Хенрици повесил трубку. Он бросил на своего офицера по операциям красноречивый взгляд: здравомыслие Кейтеля и Йодля, казалось, было вопросом для спекуляций. Но приказы об отводе южного фланга уже были отданы, и Хенрици не отменил их.

В десять часов той ночью Хенрици доложили, что над портом Свинемюнде нависла опасность быть окруженным русскими. Ответственный адмирал сообщил ему в то же самое время, что Свинемюнде больше не был необходим в военно-морских целях. В городе стоял гарнизон с какими-то плохо вооруженными военно-морскими силами и одной резервной дивизией, в которую недавно рекрутировали подростков семнадцати лет. Хенрици решил оставить город и вывести гарнизон прежде, чем он будет отрезан.

За полчаса до полуночи Хенрици еще раз телефонировал Верховному командованию армии. Он предчувствовал нависший взрыв, но решительно, как было ему свойственно, шел вперед.

По телефону ответил сам Кейтель. Доклад Хенрици о последних минутах 28 апреля был сдержанным, но все же между строк сквозит ярость этой беседы.

«Кейтель, – писал Хенрици, – ответил на доклад командующего множеством обвинений. Причины отказа от Свинемюнде не интересовали Кейтеля. Отношение адмирала, отвечающего за Свинемюнде, казалось ему не соответствующим должности. Он заявил, что не может заявить фюреру о добровольной сдаче последнего оплота вдоль реки Одера. Доклад командующего об условиях гарнизона в Свинемюнде не произвел никакого впечатления. Командующий заявил, что он не может позволить погибнуть дивизии новичков в очевидно бессмысленном бою за цитадель. Кейтель вслед за этим угрожал военным трибуналом и указал на наказание за неповиновение перед врагом. Нужно признать, что здесь мера была полной. Из ответа командующего Кейтель мог сделать вывод, насколько весомо группа армий оценивала его самого и его инструкции. Командующий заявил, что в его интересах не отдавать приказ об обороне Свинемюнде. Кейтель вслед за этим сообщил командующему, что тот снят со своего поста.

Форма, которую приняло это смещение, возбудила опасение относительно дальнейших последствий. Фон Мантейфель, командующий 3-й танковой армией, предложил дать прежнему командующему телохранителя.

Многочисленные и тяжелые основания вызвали решение главнокомандующего Кейтеля. Среди прочих причин казалось нецелесообразным удалять Верховное командование вооруженных сил в момент заключительной напряженности, не будучи в состоянии заменить его. Кроме того, весомым было знание того, что никакая власть на земле, никакой приказ самого высокого уровня, Кейтеля или Гитлера, не мог ничего изменить в будущем ходе событий. Эта акция фельдмаршала Кейтеля оставалась безрезультатной не только для Свинемюнде, но и для событий вообще».

Перед рассветом 29 апреля генерал авиации Штудент, до тех пор командующий 1-й десантной армией, был назначен взамен Хенрици. Штудент отличился в завоевании острова Крит и в глазах Йодля и Кейтеля был человеком, которому можно доверять, который будет повиноваться вслепую до конца. Но должны были пройти несколько дней, прежде чем Штудент мог достигнуть командного пункта группы армий «Висла». Кейтель обязал Мантейфеля до его прибытия выполнять эти обязанности. Фон Мантейфель отказался. Кейтель тогда приказал фон Типпельскирху, командующему 21-й армией, возглавить группу армий.

Хенрици уехал, чтобы доложить либо Кейтелю, либо Дёницу. Но Кейтеля нельзя было найти. В течение ранних часов 29 апреля он должен был в спешке оставить свой штаб, чтобы избежать русских танков, а свой новый штаб ему пришлось оставить на следующий день. Возможно, это было спасением для Хенрици. Он направился на север, чтобы доложить Дёницу, который был уполномочен Кейтелем судить Хенрици военным трибуналом. Но когда Хенрици достиг штаба Дёница, эти инструкции уже были невыполнимы. Поскольку драма в Берлине закончилась.

Вечером 28 апреля в перерывах между русскими артобстрелами офицер по связи имперского руководителя прессы спешил по щебню к убежищу Гитлера. Выражение его лица показывало, что он несет сообщение особой важности. Он имел при себе официальное сообщение агентства новостей Рейтер о предложениях, которые Гиммлер пятью днями ранее сделал графу Бернадоту.

Гитлер пал жертвой нового припадка ярости, не поддающегося контролю. В сопровождении Геббельса и Бормана он ушел в свою комнату. Ни один очевидец этого совещания не выжил.

Гитлер все еще дрожал от ярости, когда возвратился. Он приказал, чтобы офицер по связи с Гиммлером, Фегеляйн, был подвергнут перекрестному допросу. Он внезапно почувствовал себя уверенным, что Фегеляйн только шпион Гиммлера в убежище фюрера. Фегеляйн был монстром, а Гиммлер людоедом, который обещал передать труп Гитлера западным державам.

Прежде чем перекрестный допрос начался, Гитлер отдал приказ о том, что Фегеляйн должен быть расстрелян. Дрожа, он ждал в зале заседаний, пока приказ не был выполнен. Затем пошел, чтобы увидеть фон Грейма.

Фон Грейм отказался оставить Берлин. Он и Ханна Райч намеревались остаться рядом с Гитлером и умереть или встретить с ним победу. Но теперь Гитлер приказал, чтобы они оставили Берлин этой ночью, вылетели в штаб Гиммлера в Шлезвиг-Гольштейне и «обезвредили» его любым образом. Гитлер убеждал фон Грейма не упускать момент.

Фон Грейма, все еще неспособного самостоятельно идти, отвели на самолет. Ханна Райч пошла с ним.

По щебню и воронкам самолет взлетел. Русские зенитные средства пробовали сбить его, но безуспешно. Эти двое достигли Шлезвиг-Гольштейна, чтобы противостоять Гиммлеру. Но когда они застали его в штабе адмирала Дёница день спустя, ситуация уже была иной.

Когда фон Грейм и Ханна Райч улетели, Гитлер снова удалился в свою комнату. Он вышел некоторое время спустя сильно изменившимся. Его ужасное волнение уступило место обреченности.