Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так он вас, значит, дожидается?
– Нас, – с облегчением сказал Али.
Послали слугу, и через несколько минут Шамс ад-Дин обнимал свою плачущую дочь. «Долго держалась», – подумал Али, глядя на семейную сцену. У него самого слезы навернулись на глаза. Он взял Егорку под локоть и отвел в сторону.
– Пусть наедине побудут, – сказал он.
Егорка поглядел на сутолоку, царящую во дворе караван-сарая, но ничего не сказал, лишь кивнул головой.
– Надо бы тебе одежду купить, – озабоченно сказал Али. – Твои лохмотья привлекают внимание, не ровен час, кто-нибудь привяжется.
– Не откажусь, да только деньжат-то у нас нет. А я бы еще и поесть не отказался.
– Деньжат нет, это верно, – вздохнул Али. – Но вот так всегда, предложи верх, у тебя еще и подкладку попросят.
– А ты что же, не голоден?
– Голоден. Ничего. Деньгами мы разживемся, пойдем сейчас к суду, напишем пару прошений.
– Зовет тебя, – сказал Егорка.
Али оглянулся. Шамс ад-Дин поманил его.
– Чем мне отблагодарить? – спросил он.
– Ничем, разве что возьмете меня на работу, когда восстановитесь в должности.
– Это самое малое, что я готов сделать для тебя, – с улыбкой заявил Шамс ад-Дин. – Ты спас мою дочь от рук негодяев, помог мне бежать из тюрьмы, проявил чудеса изворотливости, чтобы мы могли воссоединиться.
Али скромно кивал, соглашаясь с каждым словом.
– Я твой должник до конца своих дней. А кто этот человек рядом с тобой?
– Это Егорка, мой товарищ. После того, как мы расстались с вами в Мараге, я сделал ошибку, вернулся на рынок, и там на беду нос к носу столкнулся с курьером. Он поднял крик, и меня схватили. Затем в цепях меня отправили в Табриз, очевидно, для свидания с Шараф ал-Мулком. По дороге Егорка помог мне бежать. Так что, если бы не он, я бы не смог выполнить данное вам обещание.
– Позволь пожать тебе руку, благородный Егорка, – сказал вазир. – Откуда ты родом?
– Русский я, с Волги, – ответил Егорка, пожимая протянутую руку.
– Видно, ты в наших краях не по своей воле оказался?
– Можно так сказать, – подтвердил Егор.
– Я собираюсь совершать хадж, – заявил Шамс ад-Дин. – Это будет самое лучшее в моем нынешнем положении. Твой товарищ не мусульманин, поэтому я ему не предлагаю, но ты можешь присоединиться к нам. Я думаю, что нам обоим опасно оставаться в Азербайджане.
Али посмотрел на обрадованную Йасмин.
– Я бы, не задумываясь, присоединился к вам, – помедлив, сказал он, – но не могу. У меня обязательства перед моим новым другом. Я должен помочь ему найти пропавшую сестру.
– Ну что же, – сказал Шамс ад-Дин. – Это лишний раз подтверждает твое благородство. Мы живем в смутное время, но я надеюсь, что Аллах будет милостив к нам, и мы еще встретимся. И помни, я перед тобой в долгу. Побудьте здесь еще несколько минут с моей девочкой. Я сейчас вернусь.
Шамс ад-Дин, торопясь, пошел в здание караван-сарая.
– Бросаешь меня? – спросила Йасмин.
– Ты слышала, что я сказал, – угрюмо произнес Али.
– Ну что же, ты волен поступать, как считаешь необходимым, ведь ты же свободный человек. Но я все равно тебе благодарна за все, что ты для нас сделал.
– Не будь эгоисткой, – сказал Али. – Больше всего на свете я хочу с вами пойти, но я обещал ему.
Он чуть не плакал, разрываясь между чувством и долгом.
– Но тебя же никто не заставляет это делать?
– Заставляет, тот же, кто заставлял помогать твоему отцу. Почему ты не хочешь понять меня?
– Потому что мы можем больше не встретиться.
– Это не так, смыслом моей жизни станет путь к тебе.
– Ну что же, придется тебе поверить. А больше ты мне ничего не хочешь сказать? – спросила Йасмин.
В этот момент появился ее отец. Подойдя, он вложил в руку Али несколько монет.
– Это все, что я могу, – сказал он. – Купи своему товарищу другую одежду. А то она бросается в глаза. Ну, прощайте.
Он обнял Али, протянул руку Егорке, которую тот с готовностью пожал.
Они ушли. Йасмин не обернулась.
– Ты же любишь ее? – сказал Егорка.
– Да, – коротко ответил Али.
– Если хочешь, иди вместе с ними. Я сам как-нибудь.
– Не будем соревноваться в благородстве, – ответил Али, – пошли отсюда, Жаль, что ты такой светловолосый и белокожий, а то ты в своем рубище сошел бы за дервиша. И деньги тебе на одежду тратить не пришлось. Написал бы я тебе на спине пару изречений из Корана, закатывал бы глаза да бормотал по-русски. Никто бы не понимал твоей речи. Все решили бы, что ты юродивый или святой. Что, впрочем, одно и то же.
Али замолчал, остановился и посмотрел вслед ушедшей Йасмин.
Егорка положил ему руку на плечо.
– Послушай, я серьезно говорю, иди, если хочешь, не обижусь. Я тебя отпускаю.
– Главное, чтобы я сам себя отпустил. А я этого сделать не могу.
И Али быстрым шагом пошел со двора.
* * *
Ануш-тегин, предок нынешнего хорезмшаха Джалал ад-Дина, был тюркским рабом Бильгя-тегина, исфахсалара [109] сельджукского султана Малик-шаха I. После гибели Бильгя-тегина он сделал карьеру при дворе султана, достигнув должности таштдара. Поскольку эта должность означает близость к султану, очень скоро он стал его доверенным лицом и был назначен шихной Хорезма, после смерти вали, мамлюка Санджара, занял его место. Эту должность наследовал его сын Атсыз, который, обретя силу, вскоре проявил непокорность. Султан несколько раз разбивал его в сражениях, но каждый раз прощал в память о бывшей безупречной службе и преданность, в благодарность за спасенную когда-то жизнь во время заговора слуг и придворных. Но в конечном счете упорство увенчалось успехом, и султан Санджар признал его независимость, вернее, сделал вид, что не замечает ее. Атсыз распространил свою власть до Дженда, расположенного на реке Джейхун. Его сын Текиш присоединил к своим владениям Хорасан, Рей и Исфахан. Наследовавший ему Ала ад-Дин Мухаммад завоевал большую часть Персии, покорил Бухару и Самарканд, взял Отрар – столицу кара-китайского гурхана. Затем вступил в Афганистан. Далее он двинул свои войска на Багдад, поскольку в Ираке перестали упоминать его имя в хутбе и убили его наместника Оглымыша, вышедшего встречать паломников из хаджа. Убийцами были исмаилиты в одеждах паломников, однако это не могло произойти без ведома халифа. Но в одном из горных проходов Астрабада его застиг сильный снегопад, который шел без перерыва трое суток. Он потерял много воинов, многие из которых отморозили себе руки и ноги. Погибли почти все боевые верблюды. Хорезмшах счел это божественным предзнаменованием и повернул обратно.