я вспомнил, что ничего особо ценного у меня нет. Кроме медальона на шее, золота в кошельке, да сухарей в рюкзаке за спиной. Но, думаю, третий вариант сразу можно отвергать. Расставаться с медальоном я не стану ни за какие коврижки, а разбрасываться золотом перед такой толпой народа, уверен, не самая лучшая затея. Увидят алчные глаза святош, боюсь, придётся оставить весь кошелёк, а не несколько монет.

Да и кто поверит, что богатый примо желает ради духовного очищения расстаться с золотом? Это против законов логики.

- Дедофкий кинфал, пеледанный по нафлефтву, - я старался шепелявить, да получалось ненатурально. Хорошо хоть быстро сообразил, с чем без проблем могу расстаться, и в одно движение отцепил кинжал с пояса. - Ф ним я не лаффтаваффя ф юных зим.

Я уверенно уложил ножны на горку барахла и преданно посмотрел на священника.

Но его мой поступок не впечатлил: кислая рожа скептически кривилась. Походу, он сразу рассмотрел, что ни драгоценных камней, ни вкраплений золота в кинжале не содержалось. А значит, это просто кусок плохо закалённого металла.

- Покаяние требует жертвенности. А прощение - искренности. Это точно самая важная для тебя вещь, паломник? Расстаться с прошлой жизнью непросто. Но сделать это необходимо. Ибо только к искренним Триединый будет снисходителен.

- Во флаву ЕГО и во флаву фмиления, - я вновь ударил лбом об пол.

Святой отец поморщился. Возможно оттого, что я коверкал очень важное в этом месте слово - смирение. Осмотрел ещё раз и небрежно, как мне показалось, осенил знамением в виде перевёрнутого знака бесконечности.

- Встань и иди! Отпускаю грехи твои! Принимаю отказ от греховности прежней жизни. Теперь твоё место в армии Триединого заслужено. Но в каком ряду оно будет - близко к Богу или далёко - зависит только от тебя. От тебя и твоей службы во славу ЕГО.

Я зашепелявил что-то благодарственное и стал сдавать назад. Выпрямился, бросил финальный взгляд на Эокаста в паре шагов слева и застыл, когда сзади кто-то вцепился в мою руку.

- Он, - Сималион чуть не утратил над собой контроль. Как и необходимость соблюдать инкогнито. Едва он положил на жертвенный сосуд какую-то совершенно неважную для него вещь, вцепился в меня, как клещ.

Я испуганно посмотрел на стоявших недалеко храмовников и святого отца, потерявшего ко мне интерес моментально, и лишь потом осмелился проследить за взглядом.

Тщедушный пацанёнок, на которого взглядом сексуального маньяка пялился Сималион, не впечатлял. Светло-коричневый "ёжик" на голове, измученное недоеданием лицо, покорный взгляд, бесформенная белая туника на костлявом теле, грязные босые ноги, топтавшие каменный пол. Никоим образом в этом парне нельзя распознать сына самого короля огромной страны. Он был таким же, как и десятки других служек, - абсолютно лишённым индивидуальности.

Мой взгляд пронзил парня, как игла. За две-три секунды изучил с ног до головы и зафиксировал в памяти. Теперь мне никакие Сималионы не нужны. Этого амёбоподобного дрища, которому должно быть лет семнадцать, но который едва выглядел на четырнадцать, я ни с кем не спутаю.

- Не стоять! Вперёд-вперёд!

Это обращались к нам. Поэтому пришлось торопливо последовать совету, постоянно оборачиваясь в пути, чтобы успеть зафиксировать детали портрета.

- Ты уверен? Это он? - я Сималиона чуть ли не за грудки схватил, когда мы покинули каменную площадку и двинулись со счастливой колонной в обратный путь.

- Он! Он! - мастер волновался и улыбался. - Ничуть не изменился за последние зимы. Такое ощущение, что стал ещё моложе и... ещё худее.

- Значит, Эвенет не соврал королю: его сын действительно здесь в роли забитой прислуги.

- И это отличная новость, не правда ли?

- Прекрасная, - подтвердил я. - Значит, то, за чем мы пришли, здесь. И пора приступать к проработке плана.

Усталости мы не чувствовали, когда спускались. Как не чувствовали и паломники. Многие из них улыбались и даже приставали к нам с желанием поделиться счастьем. Но мы оставались равнодушны к чужому счастью и обменивались лишь своим.

Хоть Феилин и Иберик не рассмотрели пацана, поверили нам на слово. И, спускаясь, мы решили, что затягивать с кражей совсем не невесты, не стоит.

- Иберик и Феилин, на вас план отхода, - тихо шептал я, когда мы плотной четвёркой спускались по дороге. - Завтра мы с Сималионом весь день потратим на изучение распорядка дня служки. С завтрашнего дня глаз с него не спустим. И, как будем готовы, приступим к похище...

- Доволен ли ты сегодняшним днём, путник? - я потерял ориентацию, а потому не сразу понял, какого хрена прямо в середине дороги до меня докопался очередной носитель монашеского клобука. Он и ему подобные улыбались, бродили меж паломников, будто промоутеры, раздающие рекламные буклеты, и приставали с вопросами.

- М-м-м, - растерянно промычал я. Феилин, Иберик и Сималион напряглись и пытались разобраться в том, что происходит.

- Ты крепок, я вижу. Печать усталости не уродует твоё лицо. Сила в плечах чувствуется, - этот наглый прыщ натурально меня облапал. Хорошо хоть в важные места руки не совал, а то точно с ходу получил бы в нос. - Не желаешь заслужить привилегированное место в армии ЕГО, посвятив во благо церкви добрые дела?

Я не сразу понял, на что он намекает, но сразу отрицательно покачал головой, сопровождая кивание мычанием.

- Ты можешь заслужить место в первом десятке, - гордо задрав подбородок, продолжил ковать священник. - Когда придёт твоё время - мы все будем молиться, что не скоро - ОН встретит тебя с распростёртыми объятиями. Спросит: а много ли ты благих дел совершил во имя ЕГО? Крепко ли верил? Был ли смирен? Был ли щедр со спасительной церковью? И если ответы твои будут честны, если перед лицом ЕГО тебе нечего будет стыдиться, ОН примет тебя. С себя снимет доспехи и передаст тебе. Ты станешь лучшим ЕГО воином! Самым верным. Самым близким. Нет большей награды для тех, кто жизнь провёл во грехе, но нашёл силы на искупление.

Я уже, было, собрался вступить в диалог. И, возможно, вправить мозги горе-рекрутёру.

Да мне не позволили.

- Наш друг не полон разума, - Сималион чуть ли не рот мне закрыл рукой. - Видишь, святой отец, мычит, руками разводит? Наказан он за многочисленные прегрешения. Привели мы его с братьями сюда, надеясь на прощение.

- Слаб духом, но силён телом, вижу, - святоша не желал сдаваться. - Вполне способен послужить