— Безмерно рад знакомству, Алексей Иоаннович, — проговорил он. — Действительно, должно быть, произошла какая-то ошибка. Управляющий делами графа Салтыкова сообщил мне, что не было никакой команды отправлять людей куда бы то ни было. Уверен, это недоразумение, и кто-то воспользовался именем почтенного Дома, чтобы посеять неразбериху. Я здесь для того, чтобы во всем разобраться.

Ага, как же. Так Салтыков и признался, что отправил своих людей. Ясное дело, их мгновенно вычеркнули из всех списков штатных сотрудников, когда операция провалилась. И затерли где надо. Я и не сомневался.

Но теперь Салтыковы точно возьмут нас на прицел. Я уже перешел дорогу Юрьевским, если это действительно были они, и не помер по их желанию. А теперь устроил эпичный облом связанному с ними Дому Салтыковых и собирался увести у них из-под носа ценный кладезь информации.

Так что вниманием этого Дома я буду, мягко говоря, обласкан. Этого внимания будет хоть ложкой ешь. Другой вопрос — как они теперь попытаются выкрутить ситуацию в свою пользу.

И еще один вопрос, что волновал меня не меньше — это на кой-черт им понадобились Искажения? Неужели решили взять диковинку себе на вооружение? Если так, облом я им устрою по полной программе.

— Прошу, господа, — я пригласил их в квартиру. — Вас ждут.

Проводив адвокатов, я заметил приоткрытую дверь у соседей. На меня глядела старушка в слишком теплом даже для петербургского лета халате.

— Подсматривать нехорошо, — улыбнулся я.

— Это мой гражданский долг, юноша! Что натворила эта профурсетка? Говорила я Святу, нечего ей на журналистику поступать. Мало было, что родителей погубили, так и она туда же полезла…

— А что с родителями?

— Что-что… Одно расследование, четыре пули и два места на кладбище, вот что! Нечего было в купеческие схемы лезть!

Она захлопнула дверь перед моим носом. А семейка-то у Костенко, судя по всему, любила приключения и риск… Только, в отличие от меня, дара для самозащиты у них не было.

Я вернулся в квартиру, где было уже просто не протолкнуться. Черкасов опрашивал Оксану, другой опер — Святослава Николаевича. Третий работал с Аграфеной, а четвертый делал опись поврежденного имущества.

Хинштейн мгновенно включился в работу и помогал Оксане давать показания. Да и Радулов даром времени не терял — беседовал с обезвреженной троицей. И, судя по их лицам, ничего хорошего им появления адвоката не сулило.

Судя по всему, бойцов будут сливать. И хорошо, если они доживут до суда. Насколько я знал, Салтыковы ностальгией по бывшим сотрудникам не отличались.

— Все в порядке? — спросил я, войдя на кухню.

Хинштейн кивнул.

— Да, сейчас составляем первичный протокол, а затем я сопровожу господ Костенко в Отделение для детальной беседы. Вам не о чем беспокоиться, ваша светлость. Однако и вам с Аграфенушкой придется поехать… Вы же свидетели и самые непосредственные участники процесса.

— Разумеется.

Пришел лекарь. Оксана уже освободилась и проводила его к деду. Состояние Святослава Николаевича улучшалось прямо на глазах — сработало мое лечение. Качественно вырвал эту дрянь. Так что лекарю оставалось только провести несколько простейших манипуляций с эфиром и отправиться восвояси восстанавливаться.

Мне подумалось, что старшего Костенко можно было отправить к нам в Выборг. Воздух свежий, прогулки на природе, кормят хорошо. Быстро восполнит силы и уже через месяц будет готов к новой экспедиции. Но это если согласится расстаться с Оксаной. А вот внучка его была мне нужна здесь, в Петербурге.

— Здесь мы закончили, — сказал Черкасов, собрав все описи, протоколы и прочие документы. — Дальнейшее разбирательство будет проходить в стенах Четвертого отделения.

Аграфена обреченно взглянула на часы. Все планы помощницы пошли коту под хвост — зная державную бюрократию, мы окажемся дома в лучшем случае к ужину.

Я подал плечами.

— Что поделать. Лучше уладить все сегодня, чем нас потом вызовут в самый неудобный момент.

— Тоже верно, — отозвалась помощница. — Ладно, поехали потихоньку.

Сначала люди Черкасова вывели задержанных салтыковцев. Их рассадили по двум автомобилям. Костенко отправились в центр на машине Хинштейна — адвокат приехал на роскошной белой «Омеге», на которую тут же положила глаз местная шпана, но сделать ничего не успела.

Радулов тоже поехал, но отдельно, хотя мог присоединиться к задержанным. Для меня это был знак — Салтыковы открещивались от поддержки.

Последними на улицу вышли мы с Аграфеной и Черкасовым.

— Что ж, дело запутанное, — сказал экспедитор. — Прибавили вы мне работы, Алексей Иоаннович.

— Спасибо, что так быстро отреагировали.

Аграфена направилась к нашему автомобилю, но Черкасов жестом попросил меня задержаться.

— Алексей Иоаннович, — тихо сказал он, — протокол — это протокол. Я записал то, что вы сказали о причине своего визита на этот адрес. Но давайте начистоту. Неужели вы думаете, что я поверю в эту сказку?

Глава 21

— Прошу прощения, Евгений Андреевич? Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду.

Экспедитор оглянулся по сторонам и понизил голос.

— Я понимаю. Вы защищаете ее, она защищает вас. Но я не смогу вам помочь, если не буду понимать, с чем на самом деле имею дело. Поэтому прошу вас, Алексей Иоаннович, если вы что-то знаете…

А он ничего, этот Черкасов. Раскусил нашу с Оксаной сказочку. Но только кретин на его месте подумает, что я просто так возьму и расскажу правду. Хотел бы — выложил бы все, как есть, с самого начала. Но попытка засчитана.

Поэтому я лишь вежливо улыбнулся.

— Евгений Андреевич, думаю, вы не с того начали, — сказал я, проводив взглядом уезжающий автомобиль с задержанными. — Думаю, многое встанет на свои места, когда вы выясните, почему за Костенко охотились люди Салтыковых.

Черкасов хмыкнул.

— И вы, значит, не совсем хотите мне