Она быстро переоделась в синие брюки и куртку, собрала волосы на затылке и натянула поверх свою старую кепку. Кепка линялая, выгоревшая, но чем неприметней, тем лучше…

Скоро закроют столовую, можно было бы чай, а то во рту пересохло… ага, в графине осталось немного воды, полстакана, но от жажды спасет… к черту столовую.

Она прошла по коридору, заглянула на кухню… в надежде, что кто-нибудь встретится сам собой… нет, не повезло. Осторожно постучала к Шуваловым… не открывают. Тихо, все на работе… как будто ничего не произошло, ну подумаешь — пропал главный инженер, жаль, конечно… но Шувалов заменит. О, новая стенгазета… а в ней вырезка из мартовского номера «Женьминь жибао» со статьей и двумя фотографиями: на одной мост, на другой все ведущие инженеры и Сян Ли-сань в центре… на фоне сварочных работ. Она представила, как через пару дней повесят очередную дацзыбао[43], посвященную светлой памяти товарища Василькова, с проникновенными заметками и выражением соболезнования родным и близким… и стране. Ей стало тошно… на воздух, скорее на улицу, тем более что до парома осталось полчаса… Вот сейчас, или еще во сне… или прямо сейчас, глядя на эту фотографию? Или на себя в зеркале… но она окончательно поняла, что случилось непоправимое…

_____

Ху Бао был увлечен: он подгонял друг к другу сломанные кирпичи… были и целые, они возвышались аккуратной стопкой посреди двора, но Бао задался целью вначале использовать битые… очень рационально. Издали он походил на сердитого медвежонка — посапывал, прикладывал половинки то так, то эдак… а приняв решение, издавал короткий фыркающий звук и быстро намазывал раствором очередной слой…

Сян-цзэ просто застыла… как?! Но сомнений быть не могло — посреди двора вырастала плавильная печь… для отвода глаз? Неужели актеры будут производить чугун…

— Привет, Бао. Что строишь?

— А… привет. Да вот… отражательную пудлинговую печь.

— Понятно. А где Сяо Лао? Я весь театр обошла, никого нет…

— Да… нет. Они уехали. Она просила… то есть она сказала…

— Подожди, куда уехали? Кто они?

— Сяо Лао и Юнь-цяо… и Васи-коу тоже был с ними… ну, этот инженер, твой приятель.

— Как это… а… куда?

— Не имею понятия… сели в такси, втроем… и все. Я только знаю, что они не вернутся…

— Ты что… Бао, ты что, плачешь? Как не вернутся? А инженер? Ты сказал, он был с ними…

— Я… нет, просто очень обидно… почему инженер?! Я думал — мы поженимся… Почему она так со мной?! Я бы тоже поехал…

— Что?! Что ты несешь?! Ты можешь объяснить, что случилось? Что у вас тут вчера… что ты мотаешь головой? Да перестань реветь! Я с ума сейчас сойду!

— Меня не было, я не знаю… я пришел позже, часа в два, как раз привели собаку…

— Какую собаку?

— Ищейку… милицейскую. Но она не взяла след… и они все ушли… и тут старик говорит — все, уезжаем! Ты, говорит, скажи актерам, пусть ищут работу… и уехали.

— Бао, я ничего не понимаю… Он что, решил с ними уехать? Инженер? Но куда?!

— Да ничего он не решал! Это они… он был вообще не в себе, бормотал что-то, как ненормальный…

— Но это был он? Точно он? Ты не перепутал? Это не был такой толстый лысый…

— Какой лысый, это был инженер Васи-коу! Она оставила…

— Но почему?! Если он все время тут находился, почему же милиция… куда они его повезли?

— Я ничего не знаю и знать не хочу и тебе не советую… чем меньше знаешь…

— А ты еще не говорил следователю, что они увезли инженера?

— Я что, идиот? Я хочу жить спокойно… Ты что думаешь, милиция их найдет? Только нас затаскают как свидетелей… или вообще как соучастников. С Сяо Лао лучше не связываться… так что я никакого инженера не видел. Ты правда в милицию собираешься?

— Никуда я не собираюсь, Бао… Я подумала, вдруг ты сказал…

— Я что, ненормальный? Да, там письмо для тебя, оно лежит в гостевой под подушкой.

— Письмо? Что же ты молчишь? А ты читал его?

— Я не умею читать… и если что — я тебе не говорил, сама нашла. Лучше сожги его…

Дорогая Сян-цзэ!

Поверь, мне очень жаль, что так получилось. Он защищал меня от сумасшедшего комсомольца и случайно убил его, а потом упал сам и ударил голову. Но его не будут считать убийцей — дед сохранил ему лицо. Травма оказалась серьезной, и даже дед не в силах полностью вернуть ему разум, или «возвратить в тело душу хунь», как он выразился. Дед сказал, что душа Васи-коу давно уже ищет повод, чтобы улететь подальше и отдохнуть. И эта травма головы, хоть и не очень сильная, стала таким поводом. Точнее сказать не смогу, я сама мало что понимаю. Скорее всего, вы больше никогда не встретитесь, поверь, я очень, очень сожалею. Возможно, со временем его состояние и улучшится, но все равно это будет уже другой человек, не тот, кого ты знала.

Мы уезжаем в горы Суншань и не вернемся в Ханькоу, дед говорит, что искать нас бесполезно. Конечно, ты и сама это понимаешь. Прости, я виновата перед тобой. Я не сдержалась, поэтому на меня и напал комсомолец. Прощай, твоя Юнь-цяо.

* * *

Денег, полученных от страховой компании, хватит на пять кругосветных путешествий как минимум. Бедный Макс. Благодаря ему я осталась жива, встретила Мишу, а теперь эта куча денег… И еще побывала в прошлой жизни, хотя к чему это все было? Если и пойму, то не сейчас… Сейчас хочется побыстрее на свободу — больничная обстановка действует уже настолько удручающе, что все эти общеукрепляющие процедуры, включая иглы Давида Ильича и супервитаминные коктейли, в последние дни только раздражают. Меня так накачивают здоровьем, что хочется его уже подпортить, например, покурить. Завтра меня выписывают, а мама, скорее всего, не знает, что я полгода провела в больнице. Но главное, что ей получше — тетя Тамара говорит, что мама стала выходить на прогулку в скверик, сидит на скамейке, смотрит на детей.

Завтра ровно полгода с того дня, когда мы ехали с Максом в Эйлат. Это было в среду, 20 октября. А завтра 20 апреля и тоже среда. И я выхожу из больницы. Такое совпадение, я только сейчас поняла. Я теперь никогда не поеду отдыхать в Эйлат, но это небольшая потеря — мне там никогда и не нравилось. Ужасно хочется попасть на берег океана… а Миша уверяет, что как только он окончит свою резидентуру, мы съездим в Америку к его любимой тете.

На нее уже смотрят сочувственно, и с каждым днем все больше… Ладно бы Котов, тот всегда о чем-то догадывался, но вчера Шувалов подошел к ней в столовой — «Поезжайте в Пекин, деточка, не надо так изводить себя, ведь больше месяца уже прошло…» Деточку нашел. Да, больше месяца… и она как бельмо на их общем глазу, раздражает. Погоревали, товарищи, и будет… надо втягиваться в нормальный ритм, скоро испытания, Мао приедет… а она как привидение, как тень загробная, ходит туда-сюда… хоть и приветливое приведение, но вид имеет, честно говоря… самой страшно. И в управлении намекали — давай, мол, уматывай побыстрее… а Шувалову дали личного переводчика из местных, ей даже не предложили… вот интересно, почему… проявили щепетильность? Или вопрос о ее увольнении уже решен? Скорее второе… Официально считалось, что на работе Сян-цзэ до двадцать седьмого мая, это еще куда ни шло… списывали на китайскую пунктуальность, чувство долга… но сегодня уже первое июня, какого черта она здесь?! И переглядываются… а он пропал тринадцатого апреля… да, засиделась. Двадцать седьмого мая они должны были вместе уехать в Москву… опять вылез этот День освобождения Шанхая[44]… Несостоявшаяся новая жизнь, помноженная на бестолковую смерть Шэна… на раздавленные очки… что же дальше? Старуха. Васильков бы испугался… Сяо Юй забрал у нее мужчину и отдал своей прыщавой внучке, наверняка они там уже… а о ней и не вспомнит, вправят ему мозги… И это старик Сяо, дружбу с которым она ценила больше всего… дружбу, ха. Как это гладко у них получилось… а старик давно уже глаз на него положил… Да, эти мысли… хоть бы что-то новенькое, хоть бы одно новое впечатление, так нет… ходят и ходят по кругу… одинаковые. Уйти, например, в монастырь… а если и там они? Или дождаться десятого, чтобы отправили в трудовую коммуну… физический труд лечит от мыслей. Без зарплаты, даже вещи не надо будет самой стирать… Как сказал Мао? «Народ должен быть чистым, как белый лист бумаги. А исписанный лист уже ни на что не годится…» Она исписанный мятый лист… Днем еще можно сидеть в библиотеке, там запах хороший… набрать книг и смотреть на настольную лампу с зеленым абажуром, а вот ночью… Веронал приходится покупать теперь в разных аптеках, на улице Дунху уже требуют рецепт. А иначе никак… иначе мучают сны…