Джон оглянулся, найдя среди женщин дочь Исаака – Анну. Если она и горевала об отце, то умело это скрывала. Анна смеялась чему-то, сказанному Джоанной, и напомнила Джону спелый персик. Ему хотелось проверить, так ли сладка она на вкус, как на вид, но братцу Ричарду это может не понравиться, а Джоанне и подавно.

Ричард все говорил об Исааке, и у Джона появилось рискованное желание напомнить, что Исаак не единственный враг, которого Ричард лишился в этом году. Брат епископа Ковентрийского скончался в темнице Дувра. Робер де Нонан был вассалом Джона, но он считал, что тот сделал глупость, публично отрекшись от Ричарда перед германцами в тот самый день, когда Львиное Сердце обрел свободу.

Нонану следовало понимать, что короли никогда не оставляют неповиновение безнаказанным. Джон все еще сожалел о его смерти, наверняка нелегкой – оставленный один, в темноте, он медленно умирал от голода, ведь на воде и хлебе долго не протянешь. Однако Джон сдержал этот неразумный порыв и не стал говорить о Робере. Ему меньше всего хотелось напоминать Ричарду о своем собственном сомнительном прошлом. Изучающе глядя на брата, он подумал, что печальная смерть Нонана может оказаться скрытым благословением, напоминанием ему, что Ричард теперь не так скор на прощение, как прежде. Де Нонан выяснил это слишком поздно. Бог даст, Джон не повторит его ошибки.

Джон подавил зевок, надеясь, что Ричард вскоре положит конец празднику. Однако брат находился в приподнятом настроении, от души веселился и не был готов пожелать всем спокойной ночи. Увидев, что Алиенора сидит на помосте, король направился к ней. Ведомый болезненным любопытством, Джон вовремя последовал за ним, чтобы уловить слова Ричарда:

– Я хочу кое-что обсудить с тобой, матушка. Не думаю, что из плана сделать Отто наследником короля Шотландии что-нибудь выйдет.

Алиенора удивилась:

– Но мне казалось, что Губерт Вальтер ездил в Йорк для того, чтобы обсудить это с шотландцами?

– Так и есть, но скорее всего это было напрасное путешествие. Мне сообщили, что шотландские бароны категорически против.

– Жаль это слышать, Ричард.

– Мне тоже. Из Отто вышел бы хороший король. Но если он не едет в Шотландию, я подумываю дать ему титул графа Пуатусского. Ты не возражаешь?

Джон затаил дыхание, и на миг решил, что и сердце его остановилось. Он не особенно встревожился, когда узнал, что Ричард хочет привезти ко двору Артура, так как был уверен, что Констанция и ее бароны никогда не согласятся на это. Делать что-то назло другим, не понимая, что вредят сами себе – любимая забава бретонцев. Но даровать Отто титул графа Пуатусского – возможно первый шаг к тому, чтобы сделать его герцогом Аквитанским. И если Ричард на это пойдет, то в будущем вполне может назначить Отто своим наследником. Джон напряженно ожидал ответа матери, но та снова разочаровала его, назвав эту мысль удачной. Принц прикусил язык, чтобы не высказать возражений, и попытался утешиться тем, что Отто находится в сотнях миль отсюда, при дворе императора и, будучи слишком ценным заложником, может пробыть там еще долгие годы.

К этому моменту к ним присоединились Джоанна и Беренгария, а за ними подтянулись Андре и Дениза, Жофре и Рихенца, Уилл Маршал и Изабелла. Догадка Джона подтвердилась, когда Алиенора и Ричард поздравили Изабеллу с беременностью, а Беренгария изобразила вымученную улыбку. Вскоре все снова обсуждали победу Ричарда при Иссудене и договор, к которому он принудил французского короля, и Джон подавил еще один зевок.

– Хороший был день, – признал Ричард. – Но это только начало. Я собираюсь отсечь всех оставшихся союзников Филиппа, одного за другим, пока он не останется в полной изоляции и одиночестве.

Это прозвучало так, словно у Ричарда уже заготовлен план, и Джоанна внезапно почувствовала тревогу. Самыми видными союзниками Филиппа были Балдуин, новый граф Фландрский, и Раймунд, новый граф Тулузский. Хотя она всегда знала, что Раймунд де Сен-Жиль явный враг их семьи, но сейчас поняла, что не хочет видеть, как брат поведет против Раймунда армию. Неужто Ричард и в самом деле намерен выдвинуть претензии их матери на Тулузу, как делали оба мужа Алиеноры? Джоанна не сомневалась, что Ричард одержит победу, если встретится с Раймундом на поле боя. Оставалось надеяться, что до этого не дойдет. Джоанне совсем не хотелось видеть, как беспечных, жизнелюбивых обитателей солнечного юга и их обаятельного и такого противоречивого графа постигнут ужасы войны. Она отвернулась, чтобы никто не заметил ее печали, вновь слыша тягучий медовый голос, шепчущий ей на ухо: «Прощай, моя прекрасная трусиха».

Джон едва не захлопал в ладоши, когда Ричард наконец встал и сказал, что уже поздно. Обхватив стройную талию Беренгарии, король стал прощаться с гостями. Джон подумал, что королевская чета выглядит истинным воплощением супружеской гармонии. Но только ли он один заметил, как мало внимания уделял Ричард своей жене? Глядя на Беренгарию, он подумал: «Нет, здесь я не одинок».

Гости уже потянулись к помосту, когда в конце зала поднялась какая-то суета. Через мгновение в двери ввалились мужчины в заляпанных дорожной грязью плащах и меховых шапках, каких Ричард не видел с тех пор, как покинул Германию. Он сделал шаг им навстречу, но племянница опередила его. Подобрав юбки, Рихенца пронеслась через зал и бросилась в объятия одного из вновь прибывших. Остальные гости выглядели встревоженными, некоторые пораженными. Но еще до того, как юноша снял шапку, явив спутанные темные волосы, покрасневшее от холода лицо и улыбку, осветившую весь зал, Ричард узнал его:

– Боже милостивый, это же Отто!

Отто устремился к помосту вместе с висящей на руке сестрой. Глаза Рихенцы блестели от слез. Когда Отто попытался преклонить колено, Ричард тут же поднял его и заключил в объятия. Тогда юноша попробовал встать на колено перед бабушкой, но Алиенора тоже не позволила, и вместо этого расцеловала его. Поднялась такая суматоха, что лишь через некоторое время Отто смог заверить всех, что император отпустил и его маленького брата, и тот уехал к Генрику в Саксонию.

– Но я отправился прямо к тебе, дядя, – сказал он Ричарду. – Вернулся домой.

Ричард представил Отто Джоанне и Беренгарии, и, оглядевшись, подозвал познакомиться с кузеном своего сына Филиппа. Вздорным анжуйцам редко доводилось наслаждаться такими сентиментальными моментами семейного