– Ты почему дома? – спросила Элизабет, вернувшись и обнаружив его на диване в полпятого вечера.

На ней было изумрудно-зеленое открытое платье, на плечи – в уступку школьным правилам – наброшена кофта. Шея в красных пятнах. Обычно только он делал с ней такое. Она, наверное, слишком быстро поднималась по лестнице, сказал он себе.

– Где ты была? – спросил он как бы между прочим.

Она мотнула головой:

– Учительское собрание. Так что у тебя случилось?

– С «Индепендент» – все.

– Тебя уволили?

– Сам ушел.

Элизабет обежала вокруг стола, прыгнула на диван, где Дэвид смотрел повтор «Нераскрытых тайн», и прижалась к нему.

– Я так счастлива, Дэвид. – Она поцеловала его. – Не можешь себе представить.

– Правда, придется написать еще один очерк, – сказал он. – Нужно что-то делать с этим Брюном.

Элизабет с тоской посмотрела на него:

– Ненавижу этот очерк. Ты сам не свой с тех пор, как принес эту коробку домой. – Она обхватила его голову руками и развернула к себе: – Зачем тебе нужно погружаться в этот мир?

– Этот мир – реальность.

– Нет, это не реальность. Это как молния. Если общаться только с теми, кого ударила молния, начнешь думать, что всех людей на свете бьет молниями.

– Этот парень все еще на свободе. Тримбл.

– Пусть им занимается полиция.

– Полиция мне не верит.

– Тогда обещай мне, что это будет в последний раз, – сказала она. – Когда закончишь, больше никогда не будешь писать о таких вещах.

Сознавая, что лжет, Дэвид сказал все-таки:

– Обещаю.

* * *

Первое, что он сделал на следующее утро, – поехал в департамент полиции Медины и вручил обрывок пленки сержанту Бойлену. Еще полтора часа он провел там, объясняя Бойлену в деталях, как завладел этой пленкой. Пришлось вызвать помощника окружного прокурора. После того как Дэвид пересказал ей всю эту историю, она милостиво согласилась не привлекать его за препятствование правосудию, то есть за вторжение на возможное место преступления и за то, что он порушил к такой-то матери принятую процедуру задержания подозреваемого.

– Вы меня еще не убедили, – сказал Бойлен. – Все это доказывает только, что Тримбл – отморозок. Лицо девочки разглядеть нельзя. Нельзя даже сказать, ребенок ли это. Ее грудь не обнажена. Не уверен даже, что это порнография.

– Мы никогда не сможем представить это в суде, – сказала помощник прокурора. – Вещдок получен некорректным путем. Вот почему репортеры не должны изображать из себя копов. Оставшаяся часть пленки наверняка уничтожена при пожаре.

– Мы поработаем над этим, – заверил его полицейский.

Такого ответа и ждал Дэвид – толчка, необходимого для того, чтобы превратить эту историю в книгу. Ему придется преследовать Тримбла самому, единственным доступным ему способом – при помощи слов.

И потому из полицейского участка Дэвид поехал в ближайший «Барнс энд Нобл». До этого мысли о документальной книге его не посещали. Подростком он упивался всевозможной фантастикой от Толкиена до Кинга и мечтал когда-нибудь написать что-то подобное. Окончился этот почин пылящейся в шкафу папкой отпечатанных на машинке эпигонских рассказов. Дэвид знал, что может годами долбиться в стены в тщетных поисках агента. В колледже преподаватели не скупились на страшилки о том, как трудно новичку заинтересовать издателей. Но Дэвид надеялся проскочить, даже если придется ограничиться местными издательствами.

На местном книгоиздательском рынке заправляли три компании. Он отыскал контактные данные главных редакторов на их сайтах и послал им запросы, как только вернулся домой. Местные издатели с большей готовностью дадут шанс начинающему писателю – подсказывала Дэвиду интуиция. И интуиция не подвела. Он получил предложения от всех трех, но остановился на «Шеппард паблишинг», главным образом из-за того, что ему понравился дизайн обложки их серии о привидениях.

На следующий день Пол Шеппард угостил его ланчем в китайском ресторанчике на восточной стороне и внимательно выслушал рассказ об убийствах Дженнифер Пул, Донны Дойл и Сары Крестон, об аресте Ронила Брюна, обвинении его в изнасилованиях и казни через смертельную инъекцию за убийство Сары и напоследок – о найденных им доказательствах причастности к убийствам друга Брюна, Райли Тримбла.

Когда Дэвид закончил, Пол присвистнул:

– Хорошая история. Длинная. На нее у вас уйдет, думаю, месяцев девять.

Дэвиду хватило трех.

Он задал себе дикий, убийственный темп. Главное – избавить душу от Брюна. Писательство стало чем-то вроде изгнания дьявола. Дэвид начал с десяти страниц в день, а под конец выдавал уже по пятнадцать. Его восьмичасовая смена начиналась, когда Элизабет засыпала. Она никогда не видела его за работой.

Голос Брюна сразу же начал ослабевать и через две недели совсем исчез. Все реже мучили ночные кошмары. Дэвид набрал около двадцати фунтов веса – в немалой степени благодаря тому, что ночью, бывало, писал в ресторанчике «Стейк энд шейк»; оказалось, «в измененном писательском сознании» ему ужасно хочется жирной пищи.

19 июля 2007 года Дэвид закончил. Пятьсот страниц. Самый длинный текст в его жизни. Дэвид понятия не имел, насколько это читабельно. И не собирался показывать рукопись Элизабет. Мерзкий внутренний голос – на этот раз его собственный – уверял, что книгу сочтут бредом сумасшедшего, манифестом террориста. Пол, скорее всего, пробежит глазами пару страниц и спросит, не розыгрыш ли это.

Дэвид скопировал текст на диск, распечатал книгу на бумаге и отправил все это Полу. Тот не отвечал три недели. Дэвид уже уверился, что издатель и вправду посчитал рукопись домыслами психа, но тут позвонил телефон, и помощница Пола, Хезер, попросила его приехать в Кливленд.

– Печатаем четыре тысячи экземпляров, в твердом переплете, – сказал Пол, хлопнув Дэвида по спине, когда он вошел в его офис в старом фабричном здании рядом с Чайна-тауном. – Не знаю, пойдут ли продажи. Это не то, чего обычно ждут фанаты криминальных журналистских расследований, кому-то книга может и вовсе не понравиться. Но критики на этот раз окажутся на нашей стороне. Уверен, они будут в восторге.

– Да?

– Там вы рассказываете, как эта история испортила ваши с женой отношения. На людей такое действует. Но есть одна вещь…

– Какая?

– Нам придется как-то назвать старика на яхте.

– Вы имеете в виду – не О’Рейли?

– Неизвестно, точно ли его вы видели.

– Это была его яхта.

– Может быть, – сказал Пол. – Но он жив, знаете ли. Он выжил после пожара, его нашли, когда он бродил по Лейквуду, и поместили в психиатрическое заведение, но он все-таки может подать в суд. Более того, вы не видели его лица.