— Ты был прав. Я проголодалась.

Оба жуют в тишине, но вот Карл наконец подбирает кусочком хлеба последние капли растопленного масла. Отпивает глоток-другой пива, откидывается назад и глядит на Карен, из-за отрыжки прикрыв рот ладонью.

— Ты правда думаешь, что это мог сделать Юнас? По-моему, все спрашивают себя, вправду ли ты так думаешь или просто злишься на него.

— Я? Злюсь? Не я же, черт побери, отстранила его от работы, даже Хёуген и тот понимал, что иначе нельзя.

— Знаю, — спокойно отвечает Карл. — Но ты говорила со Смеедом наедине, только ты можешь решить, твердое у него алиби на воскресное утро или нет. А ты вроде как сомневаешься, насколько я понимаю.

— Если б я могла не сомневаться. Поверь, я вовсе не горела желанием попасть в такую ситуацию.

— Значит, ты не претендуешь на должность начальника уголовного розыска? Признайся, все-таки в глубине души ты бы не прочь, Эйкен.

Она без улыбки смотрит ему в глаза.

— Не таким способом. Либо Юнас вернется и устроит мне веселенькую жизнь, либо не вернется, но тогда мне все равно вряд ли светит постоянное назначение на эту должность.

— Почему? Потому что транжиришь деньги на дорогущие кофеварки?

— Потому что в таком случае получится, что я содействовала осуждению Юнаса Смееда за убийство. И потому что Смееды влиятельны даже в высших полицейских кругах. Ты разве не знаешь, дядя Юнаса женат на сестре Хёугена?

— Вот, значит, почему он стал нашим начальником, да?

— Нет, не только. Юнас — хороший полицейский. Самодовольный, неприятный, но чертовски хитрый, ты же знаешь. И парням он по нраву. Йоханнисен башмаки ему вылижет по первому слову.

— О’кей, но в чем загвоздка с его алиби? Что не так? Давай еще раз сверим по минутам.

— Я проверила в гостинице, где ночевал Юнас, там подтвердили, что он покинул номер самое раннее в пять минут десятого. Уборщица тогда по-прежнему видела на двери табличку “Не беспокоить”. — Карен отпивает глоток пива. — Его машина была запаркована возле ратуши, и он мог дойти туда максимум за шесть-семь минут. Тогда у него есть сорок пять минут, чтобы доехать до Лангевика и убить Сюзанну. По словам Брудаля, ее могли убить самое позднее в десять, хотя, скорее всего, это случилось раньше. Ты сам слышал, что точнее время указать невозможно. У меня самой дорога из Дункера в Лангевик занимала иной раз чуть меньше получаса. Обычно же — сорок минут.

— Стало быть, десять минут. Загвоздка в них.

— Угу.

— Что говорит Хёуген?

— Он раздосадован, но прокурор Веген, к счастью, женщина умная. Она понимает, что мы не можем исключить Смееда, пока эта загвоздка не разъяснится.

— А сам Юнас что говорит?

— Что вышел из гостиницы в половине десятого и сразу пошел домой. В гостинице никто не видел, как он уходил, и это вполне возможно. Портье не сидел на месте как приклеенный.

— Ну а как насчет до девяти, об этом ты думала? Согласно Брудалю, убийство могло произойти уже около восьми. Юнас мог покинуть гостиницу раньше и успеть в Лангевик и обратно. Раз так легко прошмыгнуть мимо портье, это вполне возможно. Ты говорила с той особой, с которой он был в гостинице?

Карен — в этот миг она подносит к губам стакан — разом цепенеет, пиво выплескивается на руку. Она отчаянно старается замаскировать все это кашлем. Карл, вскинув брови, смотрит на нее с недоверием. А секундой позже она видит, что он догадался.

— Не может быть, — говорит он. — Черт, не может быть.

— Что ты имеешь в виду? — Она ставит стакан на стол, однако в глаза Карлу не смотрит.

Голос ровный, но щеки горят, и она знает, он все видит. Карл раскусил ее за долю секунды. Тоже хитрый полицейский, думает она.

Он молча смотрит на нее, и она напрягается, готовая к шквалу сарказмов. Сплетничать он не станет, в отделе не узнают, но достаточно и того, что Карл теперь в курсе. Карен Эйкен Хорнби переспала с шефом.

На признании он не настаивает, знает, что допытываться, прав ли он, незачем. Только коротко спрашивает:

— В котором часу ты ушла из “Взморья”?

— В двадцать минут восьмого, — тихо отвечает она.

— Ладно, тогда этой версии каюк, — сухо роняет Карл. — Еще пива? Я, во всяком случае, закажу.

Он подзывает официантку, заказывает еще два пива, потому что Карен в ответ вяло кивает.

— Н-да. — Он опять оборачивается к Карен. — Боишься?

— Угадай.

— Я не собираюсь спрашивать, как оно было. Полагаю, ты не слишком отчетливо помнишь.

— Устричный… — Она тщетно пытается улыбнуться. — Ты ведь не скажешь.

— Ну конечно же, я двину прямиком к Хёугену и все ему выложу. А потом позвоню Юнасу и спрошу, какова ты в постели. Хорошо же ты обо мне думаешь!

— Спасибо. Прости.

Новая попытка улыбнуться, щека дергается. Она благодарно смотрит на стакан пива, который официантка ставит перед ней на стол. Оба молча пьют, потом Карл говорит:

— Н-да, если бы мне платили пять марок за каждый паршивый секс, я бы разбогател. Но, если серьезно, Эйкен, ты и Смеед… я бы никогда не поверил. Хорошенькое воскресное похмелье, а? — В тот же миг он смекает кое-что еще. — И как раз тогда звонит Хёуген, сообщает, что жена Смееда убита.

— Бывшая жена, — поправляет Карен.

Карл Бьёркен наклоняется вперед, в кривой усмешке сквозит легкое злорадство:

— Понятно. Вот почему ты хотела сама допросить его. А я-то, дурак, поверил, сказал Йоханнисену: “Это из уважения к Юнасу”.

Карен молча смотрит в стол.

— Да, Эйкен, попала ты. И поделом.

Уже почти три, когда они возвращаются в управление. Карен изо всех сил старается заглушить стыд, снова тщательно изучает письменные отчеты, поступившие в течение дня. Ответы из разных стран касательно возможных судимостей пассажиров круизного судна. К тем, о ком ранее сообщили, что они имеют отсидки, добавился лишь еще один. Итальянец, который неоднократно занимался эксгибиционизмом на школьных дворах и игровых площадках. Последний раз его на восемь месяцев упрятали в психушку, после чего он вернулся к жене и детям на виллу под Палермо. Сейчас он, правда, страдает тяжелым ревматизмом и временами передвигается в инвалидном кресле, отметил Корнелис Лоотс.

Несколько часов спустя Карен бросает взгляд на часы — через шесть минут надо начинать вечернее совещание. В полном унынии она встает, идет к кофеварке. И пока наблюдает, как черный кофе льется в кружку, в голове вертится какая-то мысль. Она пытается поймать ее, но безуспешно. Смутно чувствует, что слышала или видела что-то, но не обратила внимания. Что-то, возможно, важное.

— В общем, среди входящих и исходящих звонков повторяются всего пять номеров. Прямой номер Гуниллы Муэн, прямой номер шефа отдела кадров, коммутатор “Сульгордена”, мобильник Юнаса Смееда и мобильник Сигрид Смеед. Само собой, несколько звонков разным продавцам и поставщикам. Кроме того, один звонок с авторизованного шведского номера и три по карточке с неавторизованного номера.