— А у него большой опыт по этой части, — со смешком сказал Жук и последовал примеру Глеба. — Да-а, вещь… — Он вытер пену с губ полотенцем. — Рецептик не подкинете?

— Чем и на чем писать будешь? — смеясь, спросил Антип.

— А я на память не жалуюсь.

— Боюсь, всей твоей памяти не хватит, чтобы запомнить хотя бы основные стадии процесса изготовления этого напитка. Я уже не говорю о разных мелочах. Он только томится в тепле месяц. И через день с ним производятся разные манипуляции.

— Ух ты! Почти как шампанское.

— Да. Но процесс изготовления напитка сложнее и длиннее. Наш эль выдерживается как минимум пять лет. И наконец, в нем кроме ячменя много разных пользительных травок. Вы скоро поймете, о чем я говорю.

— Неужто на женщин потянет? — невинно поинтересовался Жук.

— А это кого куда… — Антип загадочно ухмыльнулся. — Но силы и здоровья точно прибавится…

Они бражничали добрых два часа. Спешить было некуда, а эль и впрямь оказался чудодейственным напитком. Глеб чувствовал, как оживала каждая клеточка его тела, наполняясь свежей, молодой энергией. А голова вообще заработала, как мощный компьютер. Когда они поднялись из-за стола, Глеб готов был горы свернуть. То же самое ощущал и Жук.

Пропустив Жука вперед, Глеб придержал Антипа и, упрямо набычившись, снова задал ему вопрос, который продолжал его мучить и все время вертелся на кончике языка:

— И все-таки скажите наконец, кто та девушка, которая ездит на белом коне?

Антип посмотрел на него долгим загадочным взглядом и ответил:

— Теперь в Жмани для тебя секретов нет. Она моя дочь.

Глеб остолбенел. Антип хитро улыбнулся, глядя на ошеломленного парня, и пошел вслед за Жуком. Глеб остался на месте. Он никак не мог прийти в себя.

Декабрь 1740 года выдался морозным и вьюжным. Де Шетарди и граф Сен-Жермен сидели возле камина в резиденции маркиза и от нечего делать бражничали. Де Шетарди был сильно раздражен. Несмотря на то, что они с Сен-Жерменом изрядно выпили, его настроение оставляло желать лучшего.

Два месяца назад, 17 октября, от почечно-каменной болезни умерла Анна Иоанновна, и российским императором был провозглашен сын ее племянницы, Анны Леопольдовны, двухмесячный Иоанн Антонович, под регентством курляндского герцога Бирона. Но в ночь на 7 ноября Бирон был арестован заговорщиками, а собранные к Зимнему дворцу войска присягнули на верность «правительнице великой княгине Анне всея России»; таким стал титул Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора.

На следующий день был обнародован манифест, в котором двухмесячный император Иоанн VI Антонович вместо свергнутого регента «назначил» правительницей с теми же полномочиями свою мать, Анну Леопольдовну. Отец царя, принц Антон-Ульрих Брауншвейг-Люнебургский, был объявлен «императорским высочеством соправителем», а генералиссимуса вооруженных сил России, фельдмаршала Миниха, назначили первым кабинет-министром. Хитрый Остерман и здесь выгадал — он получил должность генерал-адмирала, а также вступил в полное управление Морским ведомством и председательствовал во Втором департаменте Кабинета; князь Черкасский стал канцлером, а граф Головкин — вице-канцлером.

Анна Леопольдовна почему-то и на дух не переносила де Шетарди, и это очень задевало самолюбие посла. Тогда он придумал свою маленькую месть. Случай отомстить за небрежение его персоной представился быстро.

Дело в том, что де Шетарди был назначен чрезвычайным послом французского короля Людовика XV при императрице Анне Иоанновне, но лишился этого звания в связи с ее кончиной. Спустя месяц после похорон маркизу было велено остаться представителем Франции в Петербурге, но только в звании полномочного посланника.

И сразу же возник вопрос: каким образом он представит свои новые верительные грамоты малолетнему царю Иоанну, которому не исполнилось еще и года? Посланники других держав удовольствовались аудиенцией у правительницы Анны Леопольдовны, но маркиз де Шетарди категорически потребовал, чтобы ему позволили представиться самому императору.

Такое требование удивило русских и породило массу самых запутанных вопросов. Будет ли аудиенция частная или публичная? Вручит ли посланник свои кредитивные письма самому ребенку? Положит ли он их на табурет, поставленный у подножия трона, или вручит правительнице, Анне Леопольдовне, которая будет держать младенца-царя на руках?

Поставив Анну Леопольдовну в затруднительное положение, де Шетарди торжествовал. И все равно к этому торжеству была примешана немалая толика горечи. Если раньше его неформальное влияние при российском дворе было значительно и неоспоримо, то теперь он довольствовался сухим официозом. Анна Леопольдовна по-прежнему была с ним холодна и высокомерна, а иногда и вовсе делала вид, что не замечает строптивого французского посланника.

В конечном итоге де Шетарди начал с большим рвением исполнять инструкции французского министерства иностранных дел. Ему было предписано собрать самые точные сведения о положении Российского государства и влияние разных партий при русском дворе. При этом маркиз должен был обратить особое внимание на лиц, державших сторону великой княжны Елизаветы Петровны, разузнать, какое значение и каких друзей она может иметь, а также настроение умов в России, семейные отношения в царской семье и тому подобное — словом, все то, что могло посодействовать перевороту.

— …Я просто очарован цесаревной! — де Шетарди пытался расшевелить Сен-Жермена, пребывающего в глубокой задумчивости. — Среди русского двора Анны Иоанновны с его дурацкими пошлыми увеселениями, шутами, скоморохами, грубой и безвкусной роскошью только поведение Елизаветы Петровны напоминало мне западные нравы. Она совершенно подходит к духу западных наций своими вкусами, врожденной грацией и ненаигранной веселостью.

— А как она относится к вам?

Маркиз самодовольно ухмыльнулся, приосанился и ответил:

— Очень даже положительно. Я взял на себя смелость сказать Елизавете Петровне, что сам французский король интересовался ею лично. И что он просил передать ей, что она может рассчитывать на его братское расположение. После этого цесаревна просто расцвела. Да, да, не улыбайтесь, милый граф! Она действительно была тронута. Елизавета Петровна питает к нашему королю какую-то особую романическую привязанность. Может, вы не знаете, но в свое время велись переговоры о ее браке с Людовиком XV.

Сен-Жермен остро посмотрел на де Шетарди и сухо сказал:

— Ваша светлость, вы играете с огнем. В России это может быть очень опасно. Если вас спасет дипломатическая неприкосновенность, то другим подданным Франции точно не поздоровится. У меня, например, нет никакого желания прогуляться к эшафоту, который расположен на Козьем болоте.

Де Шетарди доверительно склонился к графу и, понизив голос, словно боясь, что их кто-нибудь подслушает, начал нашептывать:

— Позвольте, милый граф, поделиться с вами конфиденциальными сведениями. Возможно, вам известно, что фельдмаршал Миних, ныне первый кабинет-министр и противник союза с Австрией, не поладил с принцем Брауншвейгским и вскоре будет отрешен от занимаемых им должностей. Австрийская партия при российском дворе торжествует. Сие значит, что если Франция станет открыто на сторону врагов Марии-Терезии, подписав с Пруссией и Баварией военный союзный договор, то Россия выступит на защиту венгерской королевы и пошлет ей на помощь войска. Этого нельзя допустить ни в каком случае! Кроме того, я узнал по своим каналам, что вскоре ожидается прибытие в Петербург английского уполномоченного Финча. Это еще тот каналья! Я уверен, что Англия предложит Брауншвейгскому дому обеспечить за ним русский престол, если Россия пообещает помогать англичанам в борьбе с французами. А в том, что правительница согласится на это предложение и, подписав договор, открыто присоединится к недругам Франции, у меня нет сомнений.