перед смертью с тобой хочет. Говорит, приведите мне Ангелину и всё! — Она посмотрела на меня с жалостью и надеждой. Она верила в то, что я не откажу в последней просьбе умирающему.

— Я пойду. Не волнуйтесь, я же не злодейка какая, чтобы на смертном одре не поговорить с братом Роберта.

— Никуда она не пойдёт! Ей нельзя волноваться. Если вы не заметили, Ангелина беременна и лишнее переживание ей ни к чему! — решительно отрезала Наташка. Она защищала меня и оберегала, как родную сестрёнку.

Марья Петровна подняла на меня такой умоляющий взгляд, что я, всё равно, не смогла сказать ей — «нет».

— Я пойду к Андрею, и точка!

— Вот и хорошо… Спасибо… — Марья Петровна засобиралась, засуетилась. — Только бы нам успеть…

Я предчувствовала, что он умрёт. Этот запах смерти, витавший в воздухе сладковатым ароматом сена — его ни с чем не спутаешь. Смерть уже совсем рядом. Она крадется мелкой поступью к изголовью его кровати и больной уже чувствует рядом её ледяное, обволакивающее дыхание. Андрей обречён.

Глава 37. Прощание и прощение

По прибытию в городскую частную больницу, где находился брат-близнец Роберта, нас с Марьей Петровной встретил главный врач — статный крупный мужчина средних лет. Белый халат был небрежно накинут на его широкие плечи в чёрном классическом пиджаке. Строгий костюм, голубая рубашка, темно-синий галстук могли бы навести на мысль, что это не доктор, а какой-нибудь офисный работник или директор компании.

— Здравствуйте! Пойдёмте, я вас провожу к больному, — поприветствовал он грубоватым, но в то же время, дружелюбным тоном.

— Доктор! Как себя чувствует Андрей? — спросила я.

— К сожалению, порадовать мне вас нечем. Травмы, которые он получил при падении с высоты, практически несовместимы с жизнью.

— Получается, он умирает? — с дрожью в голосе произнесла я.

— Да. Если только его не спасёт чудо. Но мы делаем всё возможное, поверьте.

Мы прошли по длинному коридору до нужной двери.

Обычно в реанимацию никого не пускают, но Роберт, как обычно он делал, договорился — связи и деньги везде и всюду открывают дорогу.

В палату к больному я прошла одна — так пожелал сам Андрей.

При входе в больничную комнату, в глаза бросаются капельницы и громоздкие аппараты Илизарова на обеих ногах больного.

Кровать была застлана белой простыней, из-за которой выделялся силуэт неподвижно лежащего человека. В нос резанул сильный запах спирта и лекарств.

Я подошла поближе к Андрею и села на край кровати с той стороны, где было свободно. Его лицо казалось желтоватым пятном на фоне кипельно-белых бинтов, обернутых на израненной голове.

Я смотрела на него пристально. Этот парень лежит без сознания и есть ли смысл что-то ему говорить, если он ничего не услышит?

Вдруг я заметила, как дрогнули его чёрные длинные ресницы, а затем открылись глаза, белки которых были красными, и лишь взгляд тёмных карих глаз был всё тем же.

Ох уж эти глаза! Они так похожи на глаза моего Роберта… Но есть в них что-то своё, другое — неуловимая искорка души, свойственная только этому конкретному человеку. Глаза у братьев разные по светимости, отличимые друг от друга той невидимой божественной энергией, которая у каждого индивидуальна.

— Привет, Андрей. Ты меня узнаёшь? Это я, Ангелина… — Я наклонилась над его лицом, чтобы он меня разглядеть, не поворачивая своей головы в мою сторону.

— Ангелина… Ты пришла… Спасибо тебе… — прошептал он еле слышно. Чувствовалось, что речь ему давалась с большим трудом. Слава богу! Он меня узнал, а значит, всё-таки, пришёл в сознание и нам удастся поговорить.

— Мне сообщили, что ты меня звал! — Я взглянула на его потрескавшиеся губы.

— Я… я хотел попросить у тебя прощения… — Парень запнулся, сглотнул слюну и продолжил, тяжело дыша:

— Прости… За то, что соврал про брата… Роберт мне никогда не хотел зла. Это я был жесток по отношению к нему.

Я умираю… Ангелина… Ты мне стала так близка… Ты одна понимала меня всегда. Никто так и не понял меня… Никто!

— Андрей, тебе не за что просить у меня прощения. Ты мне не сделал ничего плохого. У кого ты должен попросить прощения — так это у своего брата.

— Я прошу тебя… Если я умру, скажи ему, что я не виноват… Я был не в себе, когда совершил такое с нашими родителями. Это всё проклятая болезнь… Помутнение разума… Когда у меня приступ, я всегда вижу его… демона… Это он заставляет меня делать плохие вещи. Он мне приказал взять в руки нож и убить мать с отцом. Он же вынудил спрыгнуть меня с балкона…

— Господи! Какой ужас! Мне так жаль, что всё это с тобой произошло.

— Я рад, что так всё вышло. Демон победил, и вот, я на смертном одре… Но скоро я освобожусь от этих оков болезни навсегда. Моя душа покинет это никчёмное тело и я больше не буду страдать от мучительной боли… Это ли не счастье — быть свободным и парить как птица под облаками?

— Ты не умрёшь. Врачи очень хорошие тобой занимаются… — обнадёжила я умирающего, взяв нежно своими пальцами за кончики его пальцев, торчавшие из гипсовой повязки.

— Ангелина… Я так рад, что ты пришла…

Кое-что я не сказал тебе тогда про Роберта. Я знаю, что ты его очень любишь.

Так вот, он женат…

— Я это уже знаю, не волнуйся… — горестно ответила я.

— Женат фиктивно… Этот брак не настоящий, чисто формальность… Поверь, я не хотел это скрывать от тебя. Но ты мне очень нравишься… Извини…

— Что? Это правда? Так, значит, он меня и правда любил? — обрадовалась я.

— Да. Это правда. Будьте с ним счастливы. На правах брата, я, можно сказать, вас благословляю… — Он замолчал и закрыл глаза. Видно было, что он сильно устал. Но, выговорившись, у него, наверняка, наступило облегчение.

— Андрей! Ты в порядке? … — прошептала я, пытаясь привести его снова в чувство.

Он приоткрыл лишь наполовину свои тяжёлые веки и тихо произнёс:

— Поцелуй меня… Меня никогда не целовала девушка. Я не знаю, что это такое — поцелуй в губы. Хочу почувствовать хоть раз в жизни… — Андрей посмотрел на меня умоляюще.

Смущение не помешало мне исполнить эту его последнюю просьбу. Я опустила своё лицо над его головой и прикоснулась влажными губами к его пересохшим бледным губам, задержавшись на них буквально на минуту. Почувствовав исходивший от него холодок, я отстранилась.

Через мгновение он сморщил лицо от боли и застонал. У него началась мучительная