Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит ты его любишь? — Я посмотрела вопросительно Наташке в глаза.
— Люблю. Но не так, как я любила Витю. С ним у меня была больная любовь, скорее просто страсть. А с Богданом мне спокойно и хорошо.
— Я рада за тебя! — произнесла я искренне. Хотя к горлу подступала горечь разочарования в своих отношениях, это не было связано с завистью или обидой на подругу. Всего лишь констатация факта, что моя личная жизнь не удалась. Проглотив комок, застрявший в горле, я спросила подругу слегка осипшим голосом:
— А почему вы не хотите с Богданом жить вместе или расписаться?
— Я не хочу, — отрезала подруга.
— Как это? Почему не хочешь? — округлила я глаза в непонимании такого ответа.
— Он ещё не знает о сыне. Я ему не говорила, что у меня есть ребёнок, — выпалила она, отведя взгляд в сторону.
— Ты с ума сошла? Полгода ты скрываешь такое? Почему?
— Я боюсь, что если Богдан узнает о ребёнке от другого, то бросит меня и не захочет больше общаться.
— Если бросит, значит ты ему и не нужна была. Это будет проверка для него — насколько ты ему дорога, и готов ли он принимать тебя со всеми твоими проблемами и грузом за плечами.
— Я не могу потерять его так, как я потеряла Витю.
— Рано или поздно он сам узнает, и тогда за ложь точно не простит. Не играй с огнём, расскажи ему всё! — Я поучительно посмотрела в лицо Наташки.
— Я пока на это не могу решиться. Может позже ему всё скажу, как наберусь смелости. — Наталья вздохнула многозначительно, завернув за плечо край длинного полосатого шифонового шарфа, служившего скорее украшением, чем утеплением, в такую прохладную погоду.
Воздух пах лёгким морозцем, который уже подкрадывался тихой поступью в последний месяц осени, предвкушая скорое наступление зимних холодов.
— Ой… Что-то у меня живот скрутило. Как больно… — Я схватила живот обеими руками, понимая, что происходит что-то ужасное. Боль окутала меня со всех сторон чёрной ватой. В этот момент мне стало так страшно, что я могу потерять детей, ведь мне ещё очень-очень рано рожать.
— Тише… Дыши… Вот так. — Наташа поддерживала меня за руку и, гладя по спине, успокаивала. — Пошли ко мне домой, тут ближе будет. Я вызову скорую, с этим шутить нельзя, а то может выкидыш случиться.
Мы пошли к Наташкиному дому, по дороге она позвонила в неотложку. Пока мы сидели в ожидании приезда врачей, я повторяла одно и тоже, как заевшая пластинка:
— Господи, только убереги моих детей. Я не переживу, если их потеряю… Они всё, что у меня есть.
Глава 34. Мои страхи
Я находилась в предродовой палате больницы и, стоя у окна, смотрела на гнущиеся от сильного дуновения голые молодые деревца. Мне хотелось выть вместе с этим безумным ветром, а лучше превратиться в него и лететь без мыслей в голове, без страданий и волнений. Быть просто энергией, выбирающей силой воли своё направление и лететь, лететь, лететь…
Но, в итоге, оставалось только беззвучно рыдать — ни сколько от изматывающей боли, монотонно тянущейся по моему животу ядовитой змеёй, а больше от боязни потерять самое дорогое, что у меня есть — моих малышей.
Медсестра принесла стойку с капельницей и попросила меня лечь — я незамедлительно повиновалась.
Лежа на постели с белыми, как мои руки, простынями, я смотрела — то на трубку, внутри которой медленно падали капли, по ритму совпадающие с моим учащённым сердечным пульсом, то мой взгляд падал на желтоватые стены моей комнаты, со слегка облупившейся краской по углам.
— Боже! Я так не хочу умирать и, тем более, не хочу, чтобы погибли мои ещё нерождённые дети, — прошептала я, сглатывая горькие слёзы.
— Скажите, а есть шанс, что младенцы выживут? Если, всё же, я сейчас рожу? — задала я вопрос худенькой молодой медсестре с впалыми глазами. Работа в ночные смены давалась ей нелегко. Постоянный недосып придавал угрюмость и возраст её, хоть и ещё юному, лицу — невыспавшийся взгляд, синяки под глазами, заострившийся носик. Осветлённые пергидрольные клочья волос торчали из её медицинской шапочки, будто у домовёнка Кузи из одноимённого мультфильма.
— Лучше бы тебе остановили препаратами преждевременную родовую деятельность, иначе вряд ли детки будут живыми. Ну, может какой покрепче из двойни и выживет, но точно он не будет потом полноценным. При таком раннем сроке ещё не сформирован плод, лёгкие не раскроются. Так что, молись, чтобы сохранить беременность! — Она посмотрела на меня уставшими серьёзными глазами, повидавшими за свою недолгую трудовую деятельность в должности медсестры роддома многое.
Потихоньку боль начала уменьшаться, и я поверила в чудо. Видимо, моим близнецам всё же суждено выжить и родиться на этот белый свет.
Я провалялась в больнице на сохранении почти месяц. Бесконечные капельницы и уколы измучали моё несчастное тело, нервы тоже были измождены самобичеванием и постоянным мозговым штурмом, ибо я всё время находилась в раздумьях.
Чаще всего я думала о детях — чтобы прошли нормально роды и они пришли здоровыми в этот мир.
Или вдруг на меня наваливался всепоглощающий страх, стучавший в висках и отдававшийся эхом во всём организме. Я так боялась, что не справлюсь, не смогу одна их вырастить…
Потом я начинала грезить о Роберте, вспоминать наши лучшие с ним дни. Но воспоминания хороших моментов не придавали мне ни утешения, ни покоя.
Наоборот, от этого слёзы подступают к горлу сжимающим комком и душат меня:
— За что мне всё это? За что? Что я сделала не так в этой жизни? В чём провинилась? В чём я согрешила, что Бог мне посылает столько боли на моей дороге жизни?
Ко мне в больницу, чтобы проведать, приходила Наташка довольно часто. Вот и в этот раз, она зашла с полным пакетом еды: вода, кефир, фрукты и мороженое.
— Вот, тебе мороженое принесла, как ты просила. Сьёшь сразу, пока не растаяло, или в холодильник положи, — заботливо обхаживала меня подруга, как мать-наседка.
— О, спасибо, мороженое я люблю и не откажусь от него ни за что, — улыбнулась я, глядя в глаза своей подруги.
— Ну как ты тут? Как себя чувствуешь? — Наташа вопросительно кивнула головой в мою сторону.
— Всё хорошо. Только от уколов всё