Наверное, ему было в чём-то даже интересно, как отнесутся ко столь явной обособленности земляне, но земляне с прежней приветливостью здоровались с ним, кормили, а во всём остальном как-то очень быстро оставили в покое.

Он даже не воспринимал себя чужим. Он вообще никак себя не воспринимал. Ему было просто-напросто смертельно скучно. Праздность убивала не слишком быстро, но много вернее джедайского меча.

Поэтому Старкиллер с немалым облегчением узнал, что объединённая группа земных и имперских воинов начала прочёсывать ближайшие леса в поисках выходящих из окружения и захваченных в плен красноармейцев.

Наконец-то появилась работа, незазорная для ситха.

— Едут, — отрывисто произнёс земной майор, но тут же поправился, — отставить, это пока дозор.

Он пощёлкал кнопками визора.

— А вот у них грузовичок, а вот у них броневичок. Жирные гансики. Для разнообразия. Э, ты куда это?

— Сейчас мы их убьём, — с предельно равнодушным видом ответил Старкиллер, привычно перехватывая меч, и, не удержавшись, добавил по-русски: — Для разнообразия.

На следующие сутки, прохладным ранним утром немцы выбросили десант.

Ну как выбросили — попытались. Автоматические турели, методично посапывая, пожгли парашютистов прямо в воздухе. Население лагеря — кто мог ходить — высыпало полюбоваться, как маленькие чёрные фигурки превращаются в искорки фейерверка. Лучи смерти сейчас были почти незаметны, и казалось, что безнадёжно извивающиеся парашютисты вспыхивают сами по себе. С неба сыпался тихий печальный пепел.

Половинкин сплюнул залётную дрянь и дальше представление смотрел уже с закрытым ртом.

Все эти дни он по-прежнему ночевал на природе — не спалось Коле в жилом секторе. Всё в инопланетной казарме было справно и толково — ан не спалось. Другие земляне тоже — по первости ночь-другую базой восторгались, а потом как-то незаметно перебирались на свежий воздух.

Что характерно, очень скоро из помещений сбежали и союзники, мотивируя нежеланием отрываться от коллектива. Половинкин сильно подозревал, что космолётчики просто тоскуют по природе. Он смотрел в высокое белорусское небо и ёжился, представляя себе долгие месяцы в огромной металлической коробке, в чёрной тревожной пустоте — неизвестно где. После такого, прямо скажем, Земля — это рай.

А даже хоть и встретила она инопланетян не особенно приветливо. Легионерам, кажется, это было совершенно безразлично. У Коли вообще сложилось такое впечатление, что у этих улыбчивых парней в камуфлированной броне в жизни, кроме войны, ничего и не было. Да ведь и у нас, на Земле, — что они пока видали? Один сплошной дремучий лес.

Но это не беда. Вот немцев побьём — и увидят товарищи союзники совсем иную Землю.

— Увидим, — сказал Окто, тыча бронированным пальцем в планшет, — мои ребята «глаза» развесили.

Мясников, поправляя крохотный динамик новенького портативного переводчика, заглянул ему через плечо:

— Ага, вот эти радиусы? Разумно. «Палач» ведёт?

— А как же. Со стороны вот… как это произнести-то…

— Лельчицы, — подсказал майор, — деревня городского типа.[3]Когда?

— Часа через три можно начинать собираться.

— Хо. Спасибо, капитан.

Он повернулся к Половинкину:

— Так, слушай мою команду. Всё, что щас попадало… Хотя отставить, молод ты еще. Хитренко! Берёшь два звена и прочёсываешь территорию. Там пару тушек в сторону снесло, ты видел. Мусор прикопаешь, трофеи тащи. Если кто вдруг живой некстати — смотри сам, «языки» нам щас особо без надобности. Вопросы? Выполнять.

Хитренко, крепкий рукастый паренёк, деловито козырнул, но Мясников вдруг хлопнул себя по лбу:

— Стой, вот-ка что еще: они оружие отдельно сбрасывают. Найдёшь контейнеры — головой вскрывай, мало ли.

— Та знаю, тащ майор, — чуть снисходительно заулыбался крепыш, — шо вы вечно как с маленькими.

— Дерзишь, Хитренко. Ходу!

Товарищ майор вообще имел большое влияние на подчинённых. Шестерёнки завертелись, лагерь готовился к очередному этапу обороны.

— Всё, — сказал Окто, осматривая свои чудесные пушки, — пока не запустим генератор, о подзарядке говорить не приходится. Перед авиацией мы теперь практически беззащитны.

— Так запускай, в чём затык?

Окто переварил очередное незнакомое слово, кивнул.

— Затык, — со вкусом произнёс он, — что базовый генератор побился немного. Ничего страшного, но система управления рассинхронизирована — техник нужен.

— Что ж у вас всё битое какое, — задумчиво протянул майор.

— Тебя бы в ту воронку, — огрызнулся штурмовик, — высокие технологии всегда хрупкие.

Мясников удивлённо поднял взгляд:

— Ежели они хрупкие — то какие же они «высокие»?

Окто притворно закатил глаза.

— Варвары, — горько сказал он, — у вас же — баллистическое оружие, двигатели внутреннего сгорания, пища на открытом огне… Зачем варварам галактические технологии?

— Угу… то-то ты вчера шашлык хомячил, с открытого как раз огня. Давай заводи свою шарманку.

— Не могу, — со вздохом признал капитан, — нужно с «Палача» техника вызывать.

— Вызывай, — безапелляционно потребовал майор, раскладывая оружие на импровизированном верстаке.

— Не в шашлык щастя, — почти по-русски заключил Окто, с независимым видом направляясь ко входу в сектор.

Коля подавил смешок. Ему всё ещё казались в новинку такие вольные отношения среди командования.

— Что за люди, — покосилось на него командование, придирчиво рассматривая свой пистолет-пулемёт, — обязательно им погоношиться надо. И ведь бойцы, я тебе скажу, — поискать таких.

— Потому и гоношатся, — предположил Коля.

— Да не. Это им пьяный воздух свободы в головы ударил. После империи — в СССР, смекай.

— У них, я так понял, довольно ещё приличная империя, — осторожно заметил Половинкин, — если, допустим, с нашей британской сравнивать…

— Ты голову-то включи, — заржал Мясников, с большой сноровкой набивая патроны в диск, — британская, во-первых, не наша. Во-вторых, ежели с британской сравнивать — гальюн за камбуз проканает.

Коля притих, сломленный убедительностью метафоры.

— Капитализм у них, Коленька. Рабы они. Вот послушай.

Из внутреннего кармана, где обычно хранят партбилет, майор бережно достал небольшую самодельную книжицу в потрёпанном переплёте. По уверенности, с которой Мясников нашёл нужную страницу, было ясно, что записи известны ему как бы не наизусть. Он откашлялся и прочитал: