же бежать на короткие дистанции — должны быть и стайеры!») Выражение «любимый артист» почти автоматически заставляет предположить, что избранник не знает проблем при получении ролей. Любых. Тех, которые предложит режиссер. И тех, которые попросит сам. Сестра Товстоногова Натела говорила, что «для Гоги творческие вопросы не имели никакой связи с личными отношениями», он никогда не переносил рабочие проблемы домой, и приводила на сей счет два примера.

Первый связан с ее мужем артистом Евгением Лебедевым: «Гога ставил мюзикл „Смерть Тарелкина“, шли репетиции. И вдруг Женя захотел, чтобы это была не музыкальная история, а обычный спектакль. Сорвался. Гога назначил на роль Ивченко (сначала — Александра Романцова; Валерий Ивченко приехал из киевского Театра им. Ивана Франко и за короткий срок выучил партитуру. — А. Г.). Но Женя ведь уже вошел в роль, и так расстраивался, что даже заболел… у Жени, скорее, больше пропущенных ролей, чем сыгранных».

Еще один — с актрисой Театра им. Ленсовета Инной Кондратьевой, второй женой Георгия Александровича. «Инну очень обидело, — рассказывала Натела Товстоногова, — когда главная роль в „Иркутской истории“, о которой она мечтала, досталась не ей, а Дорониной… Он просто видел в этой роли Доронину, и всё! Когда Кондратьева переходила в БДТ, я ее предупреждала, что положение жены не обещает главных ролей. Если бы она осталась в театре у Владимирова, возможно, они с братом продолжали бы жить вместе. А так театральный конфликт разросся до невероятных размеров и дошел до развода: Инна была уверена, что Доронина нравится Георгию не только как актриса, и убедить ее в обратном было невозможно».

Если ситуация с Кондратьевой, на мой взгляд, предельно ясна — Товстоногов не хотел появления даже полунамеков на то, что первую роль отдал жене только потому, что она — его жена, — то в истории с Лебедевым не все так просто. В БДТ не без оснований считали: Лебедев был человеком, который не диктовал, конечно же, Товстоногову (Георгию Александровичу никто диктовать не мог), но по ключевым моментам брату своей жены советы давал и в распределении ролей участие принимал. Хотя бы по той простой причине, что дома Товстоногов, у которого был сильный характер, но не было, по его собственной характеристике, «силы воли», советовался и с сестрой, и с ее мужем. Делился с ними всем, что происходило в БДТ. И на кухне сдвоенной квартиры, в которой в доме на Фурштатской улице жили Натела Товстоногова c Евгением Лебедевым — в одной половине и Георгий Товстоногов — в другой, — многие вопросы касательно репертуара театра и распределения ролей, конечно же, не только обсуждались, но и решались.

Натела Товстоногова рассказывала, что брат часто просил ее «высказать свое мнение. Однако я старалась как можно реже бывать на репетициях. Боялась: вдруг после моего появления кого-то снимут с роли, а подумают, что из-за меня».

Но при всем при этом Товстоногов однажды сказал Иннокентию Смоктуновскому: «Я решаю все сам, абсолютно единолично. И что ставить, и как. И кому играть». Так и должно, наверное, быть в условиях «добровольной демократической диктатуры».

В Ленинграде, впрочем, не только БДТ — все театры были «под Товстоноговым». В городе шутили: «Осталось взять почту и телеграф…»

Борисов Лебедеву как партнер не был нужен. Товстоногов (в отличие от Ефремова, наговорившего Олегу Ивановичу при переходе во МХАТ «с три короба»), заранее ничего не суливший по части ролей, особенно крупных, однажды поинтересовался у Борисова, что он хотел бы сыграть. Олег Иванович, роли никогда и нигде не выпрашивавший, ответил: Ричарда. «Это, — сказал Георгий Александрович, — может сыграть Женя».

«Кто-то может считать, — говорил Юрий Борисов, — что в БДТ были периоды Юрского, Борисова, Басилашвили. На самом деле театр был всегда Товстоногова и Лебедева. И Юрский, и Борисов, и Басилашвили лишь подыгрывали ему. Я не имею в виду конкретно по спектаклю, но репертуар строился на Евгения Алексеевича, на его возможности: „Мещане“, „История лошади“, „Карьера Артура Уи“. Это были замечательные спектакли, но тем не менее…»

Когда Луспекаев увидел, как Олег на первых порах пребывания в БДТ несколько скис, не получая ролей, а если и получая, то только небольшие вводы, то сказал: «Понимаешь, когда я тебе встречу с Товстоноговым устраивал, я многого не сказал… Просто хотел, чтобы ты здесь работал. Но теперь знай, что тут — лестница. На вид она — парадная, вылизанная. Вылизывают ее все по очереди, и тебе придется». «Нет, Паша, — ответил Олег, — я не смогу…» «Сможешь, по крайней мере, вид сделаешь. Я же смог, черт тебя дери!» Борисов записал в дневнике, что, выпалив это, Паша «вмиг сделался пунцовым, кровь закипела, но тут же взял себя в руки и продолжил так, будто вкладывал в меня каждое слово, по ложечке: „На этой лестнице у каждого есть ступенька. Кто-то стоит повыше, кто-то пониже. Если ты далеко вперед высунешься, тебе тут же укажут на твое место… Но ты по этому поводу, Олежка, не грусти. Посмотри, какой город цивилизованный (Паша, правда, сказал: ’цивилизированный’), кресла синим бархатом обтянуты — где ты такое видел?.. Наконец, и я тут — в обиду не дам!“ Он, как мог, меня успокоил, да я и не сильно огорчался. Понимал, что все сначала начинать. Зато теперь с Копеляном в одном театре, Стржельчиком…».

В ноябре 1982 года гастроли БДТ в Чехословакии совпали с днем рождения Борисова. Что-то для того, чтобы отметить это событие, они с Аллой захватили с собой, что-то купили на месте. Пригласили весь театр — всех, кто прилетел в Чехословакию. «И все, конечно, — вспоминал Олег Иванович, — с радостью пришли. Все, кроме… Товстоногова и Лебедева. Знак нелюбви?»

Музыку к мюзиклу «Смерть Тарелкина», о котором упомянула Натела Товстоногова, композитор Александр Колкер писал специально на Борисова. Олег и Алла ездили к Колкеру на дачу слушать эту музыку. Товстоногов дал согласие — устное: на музыку и на Борисова. После того как Колкер написал мюзикл, в основу либретто которого была положена комедия Александра Васильевича Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина», он показал свою работу Товстоногову. Георгий Александрович решил это, названное им «оперой», ставить. Решение свое он объяснил тем, что у БДТ уже был опыт «Ханумы» и «Истории лошади».

Но когда мюзикл был готов и пьеса поступила в театр, целый сезон весело распределяли роли без главного героя. Список всех артистов, занятых в мюзикле, уже висел, а фамилия главного исполнителя — Лебедев — появилась в нем значительно позже. Когда Борисов ушел из БДТ.

«Незадолго до отъезда из Ленинграда, — записал в дневнике Борисов, — мы с Аленой съездили на дачу Колкера в Усть-Нарву. В БДТ должны были ставить „Тарелкина“, а Колкер — автор этого мюзикла — хотел, чтобы я пел Кандида Касторовича. Какое