Анализ дешифрованных радиограмм Японии и её союзников свидетельствует, что нашим криптоаналитикам удавалось их прочитывать и своевременно докладывать эту информацию советскому руководству. В целом всеми средствами радиоразведки (органов военной разведки Красной армии и Военного-морского флота, а также органов и войск НКВД, в том числе дислоцированных на Дальнем Востоке и в Забайкалье) по всем системам шифров за годы войны было перехвачено 132113 телеграмм, из них дешифровано — 97446. То есть японская переписка почти полностью контролировалась[481].

Таким образом, можно признать, что своевременное проведение продуманных мероприятий по наращиванию группировки сил и средств Специальной службы НКВД в составе пограничных войск Забайкальского, Хабаровского и Приморского округов на Дальневосточном театре военных действий позволило значительным образом усилить разведывательные возможности органов государственной безопасности и пограничных войск по вскрытию враждебной деятельности японской военщины в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., получить важные данные для разработки предстоящих стратегических операций советских войск против Квантунской армии.

К вопросу о применении наказания в отношении коллаборационистов в послевоенный период

А. А. Фомин

г. Екатеринбург

С окончанием Великой Отечественной войны актуальность решения задач по расследованию преступной деятельности коллаборационистов и привлечению их к ответственности не снизилась, так как начальный послевоенный период характеризовался активным выявлением пособников гитлеровских преступников. Ряды выявленных коллаборационистов пополнялись как за счет продолжавшейся проверочно-фильтрационной работы, так и вследствие оперативной и следственной работы, не связанной с фильтрацией. Большое значение в разоблачении предателей и документировании их преступной деятельности играли трофейные немецкие документы.

Активное выявление и расследование преступлений коллаборационистов проводились не только на освобожденных от противника территориях. Органы государственной безопасности тыловых регионов, расположенных вдали от линии фронта и не подвергшихся оккупации, производили аресты как среди коренных жителей, вернувшихся из плена или по ранению, так и среди жителей европейской части СССР, мобилизованных для работы на объекты народного хозяйства, сосланных на спецпоселение, находившихся на излечении в медицинских учреждениях[482].

При этом не редки были случаи разоблачения пособников врага среди лиц, ранее уже прошедших фильтрацию. Так, только в период с июля по ноябрь 1945 г. Управлением НКГБ СССР по Свердловской области в результате проведенных оперативных мероприятий было выявлено и арестовано 28 коллаборационистов, служивших в так называемых «национальных легионах» и других частях немецкой армии. На момент ареста все они после проведенных фильтрационных мероприятий работали на предприятиях Североуральских бокситовых рудников[483]. По состоянию на 1 ноября 1946 г., Управлением МГБ СССР по Свердловской области было профильтровано 34796 репатриированных граждан, прибывших на территорию региона в составе рабочих батальонов и одиночным порядком. Среди них было выявлено 25 агентов иностранных разведок и 74 изменника и пособника оккупантов[484].

26 мая 1947 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР была отменена смертная казнь (далее — Указ об отмене смертной казни)[485]. За преступления, наказуемые смертной казнью, в мирное время предписывалось применять заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок 25 лет. По приговорам к смертной казни, не приведенным в исполнение до издания Указа об отмене смертной казни, она подлежала замене по определению вышестоящего суда также к лишению свободы на срок 25 лет.

Советская правовая доктрина послевоенного периода, положительно оценивая данную законодательную инициативу, характеризовала смертную казнь в качестве «временной исключительной» меры, применявшейся только в отношении лиц, совершивших наиболее опасные преступления, отмечая вынужденный характер ее применения советским государством и декларирование им традиционной приверженности к этому подходу (в частности, ссылаясь на декрет ВЦИК и СНК от 17 января 1920 г. «Об отмене применения высшей меры наказания (расстрела)» и положение УК РСФСР 1922 г. о ее временном характере)[486]. Следует отметить, что «временная и исключительная роль» смертной казни подчеркивалась и советскими правоведами предвоенного периода[487].

Вместе с тем представляется, что подобная риторика носила конъюнктурный характер и противоречила сложившейся практике широкого нормативного закрепления и применения высшей меры наказания, а ее отмена, также как и в период становления советского государства, в первую очередь, преследовала политические цели обоснования состоятельности и превосходства советского строя, его готовности и способности к гуманизации уголовно-правовой политики даже в непростых, но все-таки мирных, условиях начального послевоенного периода.

12 января 1950 г. Президиумом Верховного Совета СССР было внесено частичное изменение в Указ «Об отмене смертной казни», который «ввиду поступивших заявлений от национальных республик, от профсоюзов, крестьянских организаций, а также от деятелей культуры о необходимости внести изменение в Указ «Об отмене смертной казни» с тем, чтобы этот указ не распространялся на изменников родины, шпионов, подрывников-диверсантов»[488]. Согласно постановлению Пленума Верховного суда СССР от 14 апреля 1950 г. № 8/6/у-сс, Указ от 12 января 1950 г. мог применяться по делам о преступлениях, совершенных и до его издания, если виновные не были осуждены. Кроме этого Пленум конкретизировал деяния, за совершение которых было возвращено применение высшей меры наказания, — преступления, предусмотренные статьями 58–1 «а», 58‑1 «б», 58–6, а также статьями 58–2 («Вооруженное восстание»), 58–7 («Вредительство») и 58–9 («Диверсия») УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик[489]. Таким образом, руководящее разъяснение высшего судебного органа, придав указу обратную силу, подчеркивало направленность усиления уголовной репрессии, в первую очередь, в отношении изменников военного периода, а также представителей антисоветских националистических организаций и банд, актуальность борьбы с которыми сохранялась и в послевоенный период.

Вместе с тем, как показывает практика, благодаря Указу «Об отмене смертной казни» справедливого наказания смогли избежать каратели, палачи и активные пособники фашистских захватчиков, действительно заслуживавшие самого сурового возмездия, которым в соответствии с данным указом назначалось лишение свободы на срок 25 лет. Вот лишь некоторые примеры преступной деятельности таких коллаборационистов.

Так, под действие указа попал К., разоблаченный в 1948 г. Управлением МГБ СССР по Свердловской области, который, будучи советским военнослужащим, попал в немецкий плен, где добровольно поступил на службу к гитлеровцам. Пройдя обучение и приняв присягу, он проходил службу в особой роте «СС», где принимал активное участие в карательных операциях. В частности, им совместно с другими эсэсовцами в ходе выполнения специального задания в г. Ченстохов было расстреляно 40 тыс. граждан еврейской национальности. Как показал сам каратель, только лично им было расстреляно более 500 человек, в том числе старики, женщины и дети. Впоследствии в одном из концлагерей он принимал участие в умерщвлении заключенных, насильно загоняя их в «камеры-душегубки».

В июне 1948 г. была выявлена предательская деятельность гражданина Д., который уклонился от мобилизации в советскую армию в 1941 г. и, оставшись проживать на оккупированной территории, добровольно поступил на службу