которые были у него на руках. Королю волей-неволей пришлось использовать своего дядю, потому что великие бароны не захотели бы вести переговоры с тем, чей ранг был ниже их, а также потому, что для морального духа королевства было важно, чтобы среди его сторонников был принц крови.

В понедельник, 9 сентября, король покинул столицу, пересек рвы, вырытые для обороны, и перед великой Бастилией, восемь башен которой охраняли ворота Сент-Антуан, встретился с графом де Сен-Поль, в то время как бургундцы держали графа дю Мэн в своем лагере в качестве заложника. Во время встречи с де Сен-Полем, которая была очень любезной и длилась более часа, около 30-и бургундцев и бретонцев совершили набег на парижские виноградники, "виноград которых не созрел даже наполовину", заставив жителей города выйти из города и собрать в качестве защитной меры весь виноград, до которого они могли добраться. В тот год урожай был скудным, и полученное вино прозвали "бургундским вином года". Когда Людовик вернулся к воротам Сент-Антуан, он объявил собравшимся парижанам, что позаботится о том, чтобы их враги больше не причиняли им столько беспокойства, после чего один из офицеров имел дерзость сказать: "Сир, но они обирают наши лозы и едят наш виноград, и с этим надо что-то делать!" Тогда король ответил, что пусть лучше бургундцы оберут все лозы и съедят весь виноград, чем войдут в Париж и захватят провизию и ценности, которые горожане спрятали в своих подвалах.

Вернувшись во дворец, Людовик сказал Панигароле, что граф де Сен-Поль говорил с большим смирением и, кажется, был готов прислушаться к голосу разума. Он объяснил такое отношение тем, что бургундцы должно быть обескуражены мощью парижских укреплений и перспективой быть застигнутыми перед городом приходом зимы. Окончательный результат еще не был достигнут, но с каждым часом принцы пересматривали свои требования.

Через несколько дней (перемирие было продлено до 13 сентября) король получил список точных требований. Принцы требовали компенсации за весь ущерб, нанесенный им во время войны, что означало огромные пенсии, многочисленные привилегии, включая контроль над армией. Герцог Беррийский заявил, что треть королевства кажется ему той долей, которую вправе требовать брат короля. Граф де Шароле хотел вернуть Пикардию и города на Сомме и считал 400.000 экю, в которые обошелся короне их выкуп, компенсацией Бургундии. Что касается герцога Иоанна Калабрийского, то он хотел, чтобы Людовик предоставил ему войска и деньги, необходимые для завоевания Неаполитанского королевства, и отказался от союза с Франческо Сфорца.

В пятницу 13 сентября, в последний день перемирия, король дал принцам довольно сухой ответ, заявив, что их требования были одновременно непомерными и запутанными и им лучше было бы вести переговоры с более реалистичной позиции. Игнорируя этот ответ, члены Лиги предложили продлить перемирие до вечера 17 сентября. Тогда Людовик немного надавил на них в своем ответе, в котором он сообщил о своем согласии, но уточнил, что с этого момента он не примет никакого нового перемирия.

Принцы снова представили королю свои требования, но они не изменились, за исключением того, что герцог Беррийский заявил, что готов рассматривать Нормандию в качестве своего апанажа. Поэтому Людовик воздержался от ответных действий, и перемирие истекло без попыток лигёров возобновить военные действия. Затем король предложил свое собственное соглашение: своему брату он предложил провинции Бри и Шампань, подчеркнув, что Нормандия никогда ему не достанется; другим принцам он предложил деньги (не уточняя, сколько он готов заплатить), в ответ на их требования о компенсации. Последнее предложение было отклонено, однако Шампань и Бри не оставили равнодушными советников герцога Беррийского. На самом деле, союз принцев начал давать трещины, поскольку их претензии пересекались, и в них закрадывались подозрения относительно друг друга. Они уже, не без оснований, подозревали друг друга в сепаратизме и опасались странной силы убеждения своего государя. Принцы сочли необходимым собраться в резиденции графа де Шароле, чтобы торжественно принести клятву не подписывать никакого сепаратного соглашения с королем. С другой стороны, их капитаны и войска становились все более недовольными, так как продовольствия не хватало, оплата становилась все более неопределенной, а мощные стены и укрепления Парижа не способствовали попытке штурма. Союзник короля Людовика, время, хорошо выполняло свою работу.

На рассвете в субботу, 21 сентября, Людовику неожиданно сообщили, что гарнизон Понтуаза открыл ворота города для вражеской армии. Король не скрывал от своего друга Панигаролы тех душевных мучений, в которые его повергла эта "жестокая потеря". Расположенный в 80-и милях к западу от столицы, Понтуаз был ключом к Нормандии. Если бы принцам удалось захватить эту провинцию, это был бы уже не вопрос обсуждения, а вопрос требования. Осада Парижа развивалась так же, как и битва при Монлери. Неожиданно предательство сделало время врагом Людовика.

III

Если лигёры боролись против голода и зимы, то Людовику теперь предстояло бороться против предательства. Хорошо зная о напряженности, которая подрывала единство принцев, он понял, что должен найти способ разобщить их. Поскольку все они были жадными до власти и богатства, все казалось просто: ему нужно было лишь оправдать надежды одного из них, чтобы заставить его отколоться от остальных. Среди членов Лиги только двое обладали достаточным авторитетом, чтобы служить его целям: герцог Бретонский и граф де Шароле. У первого были личные причины желать возвращения Нормандии герцогу Беррийскому в качестве апанажа, а второй, после двух лет раздумий, только что сразился с ним в кровавой битве. Однако, пока Нормандия была жемчужиной в короне Франции, лучше было выбрать графа де Шароле, чей ум и характер он имел возможность изучать в течение 10-и лет, и в чьем окружении, он знал, что может рассчитывать на определенную поддержку.

Однажды утром, всего через несколько дней после потери Понтуаза, король Франции сел на лодку, чтобы плыть вверх по Сене, с эскортом, который в общей сложности насчитывал не более шести человек. На правом берегу реки его с большой свитой ожидали граф де Шароле и граф де Сен-Поль, а за ними расположился большой отряд всадников, который ярко контрастировал со скромным эскортом короля. Когда Людовик приблизился, ему вспомнились слова, которые граф де Шароле сказал архиепископу Нарбонскому в ноябре прошлого года:

Передайте Его Милости [королю], что это его канцлер заставил меня действовать так как я действовал, но не пройдет и года, как он раскается в этом.

Войска, размещенные на берегу, были в некотором возбуждении, поэтому, когда лодка уже собиралась причалить, Людовик крикнул: "Брат мой, Вы обещаете мне безопасность??".

На что граф де Шароле ответил:

Да, Монсеньёр!

Затем Коммин продолжает:

Тогда король вышел на берег со