— Оружие на пол, — перебил маленький телохранитель тусклым голосом. — Медленно, чтоб я видел.

За время этой покаянной речи он успел достать собственный пистолет и целился теперь незнакомцу в лоб.

— О, — сказал тот живо. — Слушай, это у тебя иностранный какой-то? То есть вам любые типа можно? Я не очень в них понимаю, сказать по правде. Не мое это, — тут он развел руками и застенчиво потупился. — Ребят, ну ей-богу, дался вам этот ствол. Нет у меня его с собой. Я и стрелять-то не умею толком. Не верите? Вот, сами смотрите.

Он поднял руки вверх, и мятая рубашка задралась, открывая покрытый синяками живот.

Высокая женщина едва заметно вздернула подбородок, и бледный в черном сразу шагнул вперед и прижал незнакомца к борту автобуса — словно это именно женщина поймала человека в мятой рубашке и грубо обыскивала теперь с ног до головы. Тот не сопротивлялся и все неприятные манипуляции снес, не снимая улыбки, а пару раз даже кокетливо хихикнул. Краденого оружия при нем действительно не оказалось, и у такой преувеличенной беззаботности могло быть только две причины: или недавний беглец из патрульного Форда был сумасшедший (и эта версия не выдерживала, конечно, никакой критики), или у него припасен был какой-то еще, пока не предъявленный козырь. Одно было ясно: он представлял собой более серьезную проблему, чем казалось изначально.

— Ну и работа у тебя, друг, — говорил он в эту самую минуту. — Нет, я понимаю, у всех свои погремушки, но реально — ты кайфуешь сейчас? Мне показалось, ты кайфанул. Без обид, но у тебя даже встал, по-моему. Чуть-чуть, а? Нет? Вот и с капитаном, кстати, такая же стремная была тема, он прямо торчал от такого. Вы мне, главное, только лейтенанта не портите, славный парнишка. Давненько его не видно, кстати. Как с ним, нормально все? Он мне жизнь спас вообще-то, если подумать, я какую-то, знаете, даже ответственность чувствую...

— Короче, — сказала женщина из Майбаха, которая была на ногах с семи утра, больше суток провела в одной и той же одежде и начинала терять терпение. — Давайте к делу. Я вижу, что у вас есть какой-то план и вы им очень довольны. Я дам вам две минуты. Перестаньте кривляться и покажите, что вы задумали, и мы вместе проверим, получилось у вас или нет.

Ее тихий напарник тут же обмяк, словно и правда собственной волей не обладал, и отпустил болтливого незнакомца. Тот одернул рубашку и отряхнул ладони.

— Хорошо, — сказал он совсем другим голосом. — Давайте. Приятно иметь дело с умным человеком. Что ж, прошу, так сказать, к нашему шалашу, — и с этими словами поманил своих конвоиров за собой и пошел вдоль автобуса, ведя пальцем по его грязному боку. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 15:19

Водяная Газель стояла на том же месте, что и шестнадцать часов назад, — в крайнем левом ряду, и так же торчал перед ней желтый Рено Логан с расколотым задним бампером. Но фольга из окон злосчастных «Напитков Черноголовки» исчезла, и пропал куда-то из кабины молоденький таджик-водитель, да и все вокруг тоже выглядело иначе. Перемена причем состояла не в том, что гигантская колонна сдвинулась и соседи у чумазой Газели и потрепанного такси стали теперь новые. Нет, дело было в другом: соседей у них не осталось вовсе. Ни спереди, ни сзади, ни справа, как если бы опустился сверху чей-то огромный палец и растолкал другие машины насильно, как лишние фигурки на доске, расчищая место. Не особенно, к слову, при этом стараясь, потому что стояли они криво и кое-как, а часть была даже развернута поперек. Правда, случайной эта неряшливая расстановка казалась только на первый взгляд, а стоило присмотреться, и сразу делалось ясно, что как попало раскиданные легковушки на самом деле — баррикада. Пускай и устроенная наспех, неаккуратно — но баррикада, и подойти к Газели так, чтобы не привлечь внимания, больше нельзя.

На дальнем конце освобожденного или скорее, наоборот, захваченного участка суетилась группа смуглых мужчин. Они переставляли как раз чистенький вишневый Киа Рио — враскачку, наваливаясь то с одного борта, то с другого, и перекрикивались весело, как будто участвовали в какой-то спортивной игре. Машинка прыгала и с каждым толчком чуть сдвигалась с места, постепенно разворачиваясь поперек прохода.

— Вот такая у нас перестановочка, — сказал человек в испачканной кровью рубашке и с родительской гордостью обвел рукой свою баррикаду. — Как вам?

Женщина из Майбаха не ответила; она считала людей. Их было минимум полтора десятка. Хотя нет — два, а то и больше. Один из них вдруг обернулся, словно почувствовал ее взгляд, отделился от группы и быстро пошел к автобусу, почти побежал — невысокий, седой, с темным напряженным лицом. Ему что-то крикнули вслед, но он даже, кажется, не услышал. Из кармана брюк у него торчала рукоятка капитанского «макарова», и по этой причине большая женщина и ее маленький охранник не стали в этот раз полагаться на телепатию и заговорили наконец вслух.

— В правом кармане, — сказала она быстро.

— Руки! — крикнул ее напарник и прицелился. — Стоять, руки за голову!

— Ребята, да что ж с вами такое, — вздохнул незнакомец с разбитым лицом.

Седой остановился шагах в десяти, но руки поднимать не стал, а вместо этого расставил их и выпятил грудь и сразу стал похож то ли на пловца, который собрался прыгнуть с вышки, то ли на сердитый кукольный памятник Гагарину.

— Руки, я сказал! — повторил охранник.

— А то что? — спросил седой и прищурился. — Убьешь меня?

И только тогда женщина из Майбаха узнала пожилого азиата, который семь часов назад, во время утреннего штурма Газели перегнулся через юного водителя и сказал «это наша вода». Его лицо она забыла сразу, но вспомнила этот чистый, без акцента, русский и странно надменную манеру держаться, необычную у таксиста-нелегала.

— Слушай, ты бы правда убрал, что ли, ствол, дружище, — сказал человек с разбитым лицом. — Нехорошо, люди смотрят.

Два десятка мужчин на другом конце баррикады в самом деле затихли, бросили свое занятие и собрались в группу, напряженную, как пчелиный рой. Среди них обнаружился наконец и мальчик — водитель Газели; он стоял на цыпочках, вытянув шею, и смотрел в спину маленькому таксисту с тревогой и страхом, как смотрят дети вслед уходящей матери или привязанные у магазина собаки.

— Что вы им пообещали? Воду? — спросила женщина из Майбаха.

— Это вы обещаете, — жизнерадостно ответил ее собеседник. — Хотя у вас ее нету. Вот вас никто и не любит. А я — дал, и смотрите, сколько у меня сразу друзей.

— Мы дали им воду, — перебил таксист, упирая на слово «мы», — потому что мы помогаем друг другу. У нас так принято.

— Все нормально, брат? — крикнули сзади.

Таксист собрался ответить, но человек в испачканной кровью рубашке опередил его.

— Порядок! Нет проблем, разговариваем просто! — отозвался он, улыбнулся недобро гудящей компании у Киа, а затем перевел взгляд на пару из Майбаха и сказал негромко: — Ребят, ну ей-богу, прямо расстраиваете меня. Давайте конструктивно, что ли, как-то. Чего вы хотите — войну тут устроить у всех на глазах или вернуться с водой?

— Убери пистолет, русский, — сказал таксист. — И не вынимай никогда, если не собираешься стрелять. Глупо выглядишь, несерьезно.

По лицу тихого