Большая часть мебели была сложена у дальней стены. Всё вокруг покрывал тонкий слой каменной пыли, и в комнате стоял запах мела. Некогда отполированные половицы были покрыты засохшей грязью. Следы в гостиной вывели нас к большой дыре, пробитой в полу коридора. Во тьму уводила лестница.

– Что там внизу? – спросила Салли.

Я покачал головой.

– Уже ничего.

Том застонал. Я пошёл к нему. Он повернулся на диване; его воротник был насквозь мокрым от пота.

– Я хочу пить, Кристофер. Пожалуйста. Я так хочу пить…

Я посмотрел на каминную решётку. За ней лежала пыльная куча дров.

– Можешь поджечь их? – спросил я Салли. – Нужно дать ему вот это. – Я вытащил из-за пояса мешочек, прихваченный из комнаты Тома, и протянул девушке.

Салли развязала шнурок и заглянула внутрь.

– Что это?

– Лекарство.

Она нахмурилась.

– Но я думала, что Мельхиор…

– Я тоже не понимаю, – сказал я. – Может, Мельхиор уже получил от Тома всё, что ему было надо, и потом решил спасти ему жизнь? Или же, поскольку Гален и Генри знают, что Мельхиор вызвался дать Тому лекарство, он не может позволить ему умереть, даже если хочет того. В любом случае Том должен это выпить.

– Ладно, – сказала Салли. – Чем развести лекарство?

У меня в поясе был флакончик с водой, но её не хватило бы.

– Подожди. Я поищу что-нибудь.

Когда-то в подземелье под домом было предостаточно воды. А также множество других ингредиентов. Ведь там располагалась тайная лаборатория моего учителя. «Огонь Архангела» уничтожил её, как и всё прочее, что было внутри. А то, что осталось, забрали люди лорда Эшкомба, тщетно пытавшиеся найти секретный рецепт мастера Бенедикта.

Я обогнул дыру и через кухню прошёл в кладовую. Тут обнаружились остатки заплесневевших продуктов, немного эля, который, судя по запаху, давно испортился, и пол-ящика вина. Я вынул одну бутылку и откупорил. Вино немного отдавало уксусом, но я надеялся, что оно подойдёт. Прихватив из кухни кастрюлю и кружку, я вернулся в гостиную.

Салли уже разожгла камин. Я налил в кастрюлю немного вина и поставил её на огонь. Отдал кружку Салли и сел рядом с Томом. Мы ждали.

Я положил руку Тому на лоб. Он исходил по`том, но кожа была прохладной. Не похоже, что у него жар.

Салли взяла мешочек.

– И сколько сыпать?

– Наверное, всё. Том?

Он что-то пробормотал себе под нос.

– Том! Что Мельхиор сказал тебе о лекарстве?

Он поморщился.

– Спросил меня, знаю ли я, из чего оно состоит.

– И что ты ему ответил?

– Что не знаю. А он тогда сказал, что со мной всё будет в порядке. И велел это выпить. Я не хотел. Но он заставил.

– Он готовил для тебя отвар?

– Каждые шесть часов.

– Что?

Том отвернулся. Я осторожно потряс его.

– Сколько раз Мельхиор был у тебя дома?

– Не знаю, – пробормотал Том. – Он приходил и приходил. Чтобы дать мне лекарство.

Приходил и приходил? Вот как?

– Передай-ка мне мешочек, – сказал я Салли.

Она протянула его мне.

– В чём дело?

– Лекарство Галена не нужно пить снова и снова, – объяснил я. – Одного раза достаточно.

Я заглянул в мешочек. Сердце учащённо заколотилось.

– Ты это принимал? – спросил я.

Том не ответил. Я перевернул мешок, высыпав содержимое себе на ладонь. Это была смесь измельчённых трав. От нее исходил запах мяты.

– Что ты делаешь? – спросила Салли.

Я уставился на травы.

– Это не лекарство Галена.

Салли на мгновение замолкла.

– Откуда ты знаешь?

– Я был рядом, когда Гален лечил дочь Олдборна. Лекарство выглядит как серый порошок.

– Тогда что принёс Мельхиор?

Я высыпал смесь на мраморную плитку перед камином и разровнял кучку. Одну за другой я вынимал травы – нюхал, жевал, выплевывал. Первая из трав пахла как мята, но с цветочным оттенком, и вкус у неё был горьковатый. Иссоп лекарственный. Следующая имела привкус земли и сырых бобов. Корень алтея. У третьей тоже был вкус земли, но с нотками лакрицы. Белокудренник.

Я замер.

Белокудренник? Такой же мы нашли в комнате Мельхиора. Я продолжал копаться в смеси трав, теперь ища нечто вполне конкретное. И нашёл. Трава была сильно измельчена, но я узнал стебли и листья. Отлично понимая, что́ это, я всё равно попробовал её на вкус. Он был древесным, с лёгким ароматом кукурузы, и от него щипало язык.

Второе растение из комнаты Мельхиора – то, которое мы не смогли опознать.

– Сними с Тома рубашку, – велел я.

Салли озадаченно посмотрела на меня.

– Что?

– Рубашка. – Я встал на ноги. – Надо её снять.

Я заставил Тома приподняться. Он застонал, но нам удалось придать ему сидячее положение и раздеть до пояса. Я осмотрел его в свете огня камина. Грудь, спину, подмышки. Ничего. Но оставались ещё места, которые следовало проверить.

– Теперь штаны.

Салли подняла брови, однако отвернулась.

– Извини, Том, – сказал я и осмотрел его целиком.

Ничего.

– Что ты ищешь? – спросила Салли.

– Отметины. Знаки чумы. – Я встал и принялся мерить шагами комнату. – У него их нет. Ни сыпи, ни отёков, ни пустул, ни язв, ни волдырей.

– Но… он так сильно болен. – Она нахмурилась. – Если у Тома чума, на теле должно же что-то быть?

– Да. – Я обернулся к Тому. – Как ты себя чувствовал, когда Мельхиор дал тебе лекарство?

– Так же, – сказал он.

– Всё время одинаково? И вчера ночью? И сегодня утром?

– Нет. Мне стало хуже.

Я уткнулся лицом в ладони. Какой же я дурак!

Салли недоуменно покачала головой.

– Я ничего не понимаю.

– Ты сама сказала, – отозвался я. – Если Том болен чумой, у него должны быть какие-нибудь отметины. Но их нет. И ему становится хуже с каждой дозой лекарства, которую дает Мельхиор. У Тома нет никакой чумы.

Я вытащил из пояса стебель, который мы взяли в комнате Мельхиора.

– Его отравили.

Глаза Салли стали круглыми как блюдечки.

– Отравили?