– Я был на другом фланге – Вторая танковая армия, у Константина Рокоссовского. Это был мой последний бой.

– Понятно, почему, товарищ…

– Филитов, Михаил Семенович, полковник бронетанковых войск.

– Меня зовут Климентий Владимирович Ватутин, но я не военный герой. Очень рад нашему знакомству, товарищ полковник.

– Приятно, когда к старому солдату проявляют уважение.

Отец Ватутина действительно принимал участие в Курской битве, но в качестве начальника политотдела. Он ушел в отставку полковником НКВД, и сын последовал по стопам отца, служил теперь в той же организации, переименованной в КГБ.

Через двадцать минут полковник ехал на службу, а банщик выскользнул через заднюю дверь и вошел в химчистку. Пришлось вызвать приемщика из мастерской, где он занимался насосом. В качестве меры элементарной предосторожности мужчина, принявший из руки банщика кассету, не знал – по крайней мере так считалось – ни его имени, ни места работы. Он сунул кассету в карман, передал банщику три пол-литровых бутылки водки и вернулся к своим обязанностям. Его сердце колотилось, как всегда в эти дни. Приемщик с удовольствием думал о том, что его прикрытие, скрывавшее настоящую службу в качестве агента американской разведки, приносило немалую пользу в денежном отношении. Левая торговля спиртным обеспечивала ему хороший доход в «сертификатных» рублях, на которые можно было покупать западные товары и отличные продукты в валютных магазинах. С другой стороны, подумал он, насколько велико напряжение при выполнении каждого задания. Он подошел к умывальнику и начал смывать масло с рук – только что закончил ремонт насоса. Вот уже шесть месяцев приемщик химчистки обеспечивал связь, теперь его работа близилась к концу, хотя он и не знал этого. Им по-прежнему будут пользоваться для передачи информации, но уже не для «Кардинала». Найдет себе другую работу и банщик, и эта линия связи, состоящая из незаметных агентов, исчезнет, и даже всевидящее око Второго главного управления КГБ – контрразведки – не сможет обнаружить никаких следов. Таковы были планы.

Спустя пятнадцать минут в химчистку вошла постоянная клиентка с одним из своих английских пальто. Это был «акваскутум» с отстегивающейся подкладкой. Как всегда, она попросила отнестись особенно внимательно к ее вещи, проявить максимальную осторожность при чистке, и приемщик, как обычно, кивнул и сказал, что это самая лучшая химчистка во всем Советском Союзе. Правда, у него не было печатных бланков, и ему пришлось выписать квитанцию от руки в трех экземплярах на копировальной бумаге. Один экземпляр он приколол булавкой к пальто, другой положил в ящик, а третий… Но сначала приемщик проверил, не оставила ли женщина что-то в карманах,

– Гражданка, вы забыли мелочь. Я вам очень благодарен, но лишние деньги нам не нужны. – Он вернул ей несколько монет, квитанцию и кое-что еще. Все так просто. Ведь никто не заглядывает в карманы – как на Западе.

– О-о, вы такой честный человек, – произнесла женщина с каким-то странным формализмом, принятым в Советском Союзе. – До свидания, товарищ.

– До свидания, – отозвался приемщик. – Следующий, пожалуйста!

Женщина – ее звали Светлана – направилась, как всегда, к станции метро. У нее было достаточно времени, и она шла не спеша, готовая ко всяким трудностям при передаче кассеты. Как всегда, московские улицы были полны спешащих, никогда не улыбающихся людей, многие из которых с завистью поглядывали на ее заграничное пальто. У Светланы было немало самой разной одежды, привезенной из-за рубежа, куда она часто ездила в командировки, что составляло часть ее работы в Госплане, советском департаменте, занимающемся планированием экономики. В Англии ее завербовала Британская разведывательная служба. Ее услугами пользовались при передаче информации от «Кардинала», потому что у ЦРУ в Советском Союзе было не так уж много своих агентов, и ей всегда поручалась передача сведений в средней части цепочки и никогда ни на одном из ее концов. Кроме того, она передавала Западу свою информацию, но эта информация не представляла особого интереса, и ее редкие услуги в качестве курьера были вообще-то намного полезнее, чем передаваемые ею сведения по экономике, которыми она так гордилась. Сотрудники британской разведки, под руководством которых она работала, не говорили ей об этом, разумеется; каждый шпион считает, что в его – или ее – распоряжении находится жизненно важная информация, необходимая для Запада. Это делало игру только более интересной, и, несмотря на идеологические (или иные) мотивы, шпионы рассматривали свое занятие как исключительно интересную игру, поскольку, занимаясь ею, им удается водить за нос могущественные организации в собственных странах. Светлане действительно нравилось существование на краю жизни и смерти, хотя она не понимала причины этого. Кроме того, она считала, что ее отец, занимающий очень высокое положение в партийной иерархии – он был одним из самых влиятельных членов Центрального Комитета партии, – сможет защитить ее, если возникнет такая необходимость. В конце концов, разве не благодаря его влиянию ей разрешают ездить на Запад два.или три раза в год? Ее отец, по мнению Светланы, был напыщенным и высокопарным человеком, но она – его единственный ребенок, мать единственного внука, и вся его жизнь обращалась вокруг нее.

Светлана спустилась на станцию «Кузнецкий мост» в тот момент, когда от перрона поезд только отошел. Всегда трудно точно рассчитать время. В часы пик поезда в московском метро ходят каждые тридцать секунд. Светлана взглянула на часы и снова оказалось, что ее расчет точен. Человек, которому она должна передать кассету, прибудет следующим поездом. Она пошла по платформе к тому месту, где будет находиться передняя дверь второго вагона поезда, чтобы первой оказаться внутри. В этом ей помогла одежда. Ее часто принимали за иностранку, а москвичи относились к иностранцам с уважением, словно к благородному сословию – или к серьезно больным. Ей не пришлось долго ждать. Скоро послышался грохот приближающегося поезда. Головы людей, поящих на перроне, как всегда, повернулись в его сторону, из туннеля показались яркие огни, и сводчатый зал станции наполнился визгом тормозов. Двери открылись, и из вагона хлынул поток пассажиров. Затем Светлана вошла внутрь и сделала несколько шагов в глубь вагона. Там она подняла руку, схватилась за металлический поручень над головой – сиденья были заняты и ни один из мужчин даже не подумал уступить ей место – и повернулась лицом в сторону движения поезда. Ее левая рука со снятой перчаткой была в кармане пальто.

Светлана еще ни разу не видела лица мужчины, с которым встречалась в вагоне метро, но знала, что мужчина видит ее. Кем бы он ни был, стройная фигура Светланы ему нравилась. Она догадалась об этом по его сигналу опознания. В битком набитом вагоне из-под газеты «Известия» появлялась мужская рука, гладила ее по левой ягодице, а на этот раз она на мгновение остановилась и чуть стиснула… Это было что-то новое, и Светлана с трудом удержалась от желания взглянуть на мужчину. А вдруг он хороший любовник? Она не возражала бы против еще одного. Ее бывший муж был таким… нет. Лучше не смотреть, так более романтично, в русском стиле думать о мужчине, лица которого она никогда не видела, но который находит ее красивой и желанной. Светлана держала кассету между большим и указательным пальцами, ожидая, когда поезд через две минуты остановится на станции «Пушкинская». Ее глаза были закрыты, а на губах играла едва заметная улыбка – она мечтала о внешности и мужских достоинствах связника, рука которого ласкала ее ягодицу. Подобная сцена привела бы в ужас руководящего ею сотрудника британской разведки, но сама Светлана не подавала признаков волнения.