Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, с каждым разом она оказывалась все ближе к чудищу – слишком быстро тот перемещался. Но при этом она уводила его все дальше от нас троих. Пару раз Молли даже выкрикнула:
– Торо! Торо! Оле!
– Томас! – окликнул я. – Вставай давай!
Брат несколько раз моргнул, постепенно все живее и осмысленнее. Потом провел рукой по окровавленному лицу, с силой мотнул головой, чтобы стряхнуть кровь с глаз, и опустил взгляд на металлический стержень, торчавший у него из живота. Взялся за него рукой, поморщился и медленно вытащил. Железяка оказалась на поверку шестидюймовой стальной скобой, какой крепят деревянные брусья, – судя по всему, из стены, сквозь которую он пролетел. Томас со стоном уронил железяку на землю, и глаза его на мгновение закатились.
Я видел, как его второе «я» берет верх. Кожа его сделалась еще бледнее; казалось даже, будто она начинает светиться. Дыхание выровнялось мгновенно, а кровоточивший порез на лбу стал быстро затягиваться. Он открыл глаза, и цвет их сменился с ярко-голубого на голодный серебристый.
Томас легко вскочил на ноги и взглянул на меня:
– У тебя кровь идет?
– Не, – мотнул головой я. – Я в порядке.
В нескольких футах от нас Мыш тоже поднялся на ноги и отряхнулся, звякнув медальонами. Молли скрылась за углом дома, откуда почти сразу послышался оглушительный грохот.
– На этот раз будем действовать с умом, – сказал Томас, обращаясь не ко мне, а к Мышу. – Я пойду первым и отвлеку его. А ты хватай его за сухожилия. Похоже, надо покалечить ему не меньше двух конечностей, чтобы обездвижить по-настоящему.
Мыш одобрительно гавкнул, издал раскатистый рык, и вокруг него снова сгустилось неяркое голубое свечение.
Томас кивнул, нагнулся и подобрал обломок разбитого крыльца – брус четыре на четыре дюйма, длиной ярда в полтора.
– Не парься тут, Гарри, – сказал он. – Мы быстро.
– Вперед, команда Дрездена! – прохрипел я.
Они рванули с места и скрылись из вида, за секунду развив скорость гепарда. Я услышал, как Томас испустил боевой клич, довольно неплохо имитирующий Брюса Ли, а следом за этим – треск дерева, ударившегося обо что-то твердое.
Секунду спустя свой боевой рык издал Мыш. А потом за домом замерцали разноцветные вспышки – это Молли отвлекала внимание гадины своей световой магией. Физического вреда гадине это причинить не могло, а вот ослепить – запросто; Молли здорово наловчилась устраивать всякие световые и шумовые эффекты. Она называла это «рейв-пати-заклятием», и на последний День независимости устроила на заднем дворе у родителей такой фейерверк, что на соседней магистрали собралась большая пробка из глазеющих водителей.
Очень мне не нравилось валяться, скрючившись от боли и довольствуясь лишь отзвуками и отсветами кипевшего за домом боя. Я снова попробовал опереться на ногу, но безуспешно. Поэтому я остался лежать, стараясь не потерять сознание и дышать не слишком глубоко. Гадина определенно сломала мне как минимум одно ребро.
Именно в этот момент я заметил две пары горящих красных глаз, смотревших на меня из леса с безошибочно узнаваемой пристальностью хищника. Глаза медленно, бесшумно, но неумолимо приближались.
До меня вдруг дошло, что все, кто мог бы мне помочь, вроде как заняты другим.
– Ох! – выдохнул я. – Ох, мать-перемать!
Глава 26
Глаза рванулись ко мне, а потом что-то темное и твердое с силой врезало мне по челюсти. Я и без того находился на грани обморока. Удара хватило, чтобы вырубить меня окончательно.
Я смутно осознавал, что меня поднимают и закидывают на плечо. Потом меня тошнотворно быстро понесли куда-то. Это продолжалось достаточно долго для того, чтобы меня успело стошнить. Сил у меня, правда, не хватило даже на то, чтобы постараться попасть в похитителя.
Примерно вечность спустя меня бросили на землю. Я лежал неподвижно, надеясь убедить моего похитителя, что я едва в сознании и слаб, как котенок. Это оказалось несложно, потому как я таким и был. Актер из меня, как правило, никудышний.
– Не нравится нам это, – произнес женский голос. – У его силы нехороший запах.
– Надо терпеть, – возразил мужской голос. – Это может быть хороший трофей.
– Оно нас подслушивает, – заметила женщина.
– Мы знаем, – ответил мужчина.
Я услышал мягкие шаги, приглушенные толстым слоем хвои, и женщина заговорила снова, на сей раз тише. В ее голосе звучал явственный оттенок Голода.
– Бедное создание. Такое израненное. Давай мы его поцелуем, и оно уснет. Это было бы милосердно. И он будет нами доволен.
– Нет, любовь моя. Он будет нами удовлетворен. Это не одно и то же.
– Разве мы не поняли уже одного простого факта? – едко парировала она. – Никогда он не представит нас Кругу, сколько бы трофеев мы ни принесли Коллегии. Мы чужие, незваные гости. Мы не из первых Майя.
– На протяжении вечности многое может измениться, любовь моя. Мы будем терпеливы.
– Ты хочешь сказать, он может пасть? – Она испустила очень неприятный смешок. – Тогда почему мы не добиваемся расположения Арианны?
– Об этом лучше не думать, – решительно возразил он. – Если мы будем думать об этом слишком часто, он может узнать. Он может покарать. Мы ведь понимаем?
– Понимаем, – без энтузиазма согласилась она.
А потом чьи-то крепкие как сталь пальцы схватили меня за плечо и перевернули на спину. Надо мной шли кругом темные силуэты деревьев – только эти черные фигуры на фоне подсвеченного чикагскими городскими огнями небосклона.
Впрочем, даже этого света пусть с трудом, но хватало, чтобы разглядеть бледные, тонкие черты женщины ростом с ребенка. Нет, правда, роста в ней было четыре фута с полтиной, хотя пропорции тела у нее соответствовали взрослому человеку. Светлая, очень светлая кожа, россыпь бледных веснушек – на вид я дал бы ей лет девятнадцать. Еще ее отличали светло-каштановые волосы, очень прямые, и очень, очень необычные глаза. Один светлый, голубой как лед, второй – темно-зеленый, и у меня почему-то сложилось впечатление, будто существо, скрывающееся за этими разномастными глазами, безумно.
Одежду ее составляли платье с длинными свободными рукавами и надетое поверх него подобие плаща, приталенное и без рукавов. При этом она оставалась босой – это я знаю точно, потому что она поставила босую ногу мне на грудь и наклонила голову посмотреть на меня:
– Мы опоздали. Смотри, оно начинает портиться.
– Вздор, – отозвался мужской голос. – Это идеально подходящий экземпляр. Смертным чародеям, любовь моя, положено быть израненными, но крутыми.