Быстров приводил в чувство корвалолом сначала отца семейства, потом мать. Потом снова отца. За это время к дому Загорайло подъехала служебная «Волга», вызванная Быстровым. Родители Влада, превратившиеся из цветущих благополучных супругов в постаревших на двадцать лет, раздавленных горем стариков, поехали в больницу к «мальчику».

Быстров пешком добирался до своего поселка. Он с остервенением стряхивал подкатывающие слезы: «Да, подставил. Да, не уберег. А если он умрет?! Если уже умер? Как ты оправдаешь свой звонок, свою «отеческую» предупредительность: “Не вздумай лезть!” Как будешь со всем этим жить? Нет ответов. Не существует ответов, способных примирить с мерзостью, мраком, несправедливостью этой вот чертовой работы…»

Подойдя к своему дому, Быстров опешил, увидев свет в окнах большой комнаты и кухни. Он так испугался, что оперся о калитку, чтобы не упасть, восстановить рваное дыхание.

«Господи, это же Светлана», – вдруг вспомнил он и поморщился: «Это не нужно. Это не вовремя…». Дверь дома распахнулась, и на пороге, в свете фонаря, возникла высокая женская фигура, замотанная во что-то темное.

«Дежавю… все это было. Или будет?» – путаница мыслей, впечатлений, обрывков фраз сегодняшнего тяжкого дня, к которым примешивался назойливый аромат цветущих соседских черемух, какой-то неясный стрекот, скрежет колодезного гуся, все это разом нахлынуло на Быстрова, лишив остатков сил. Светлана сбежала к Сергею Георгиевичу, который пытался попасть задвижкой в прорезь замка.

– Как вы поздно! Я так волновалась. Уже одиннадцать. Еще бы минут пятнадцать, и начала названивать вам.

– У нас беда на работе. Оперативник серьезно ранен. И никаких утешительных прогнозов врачей.

Светлана, какая умница, не стала охать и ужасаться. Она заботливо провела Быстрова в дом, стянула с него куртку, пристроив ее на вешалку. Появившись в ванной в нужный момент, когда хозяин (для нее теперь – «Сереженька») озирался по сторонам в поисках полотенца для рук, своего, зеленого, подала какое-то шершавое, красное. В доме непривычно и очень уютно пахло горячей едой. Следователь и свидетельница молча сели за стол.

Жареное мясо, тающее во рту, тщательно отбитое. Салат из свежих овощей. Тушеный картофель с душистыми травами. Сваренный в миске с длинной ручкой кофе: «Я турку не нашла» – это была ее первая, виноватая фраза.

И Быстров расслабился, пустив все тяжкие мысли, события, реакции на самотек.

– Спасибо, Света. Очень вкусно. Простите, что я веду себя как дикарь. Но… сами видите…

– О чем вы, что вы! Это я чувствую себя неловко. Я тут сейчас совсем некстати, вам хочется от всего отключиться, побыть одному.

– Да нет, я вот сейчас как раз подумал, что хорошо все устроилось. Одному мне было бы вовсе тяжко.

– Да, я твердо верю, что все в жизни промыслительно.

Светлана попыталась объяснить пристально взглянувшему на нее следователю:

– Ничего случайного ведь нет. И ваше сегодняшнее горе, и даже мой такой ненужный приезд. И знаете, я не могу избавиться от мысли: а ведь мать Никанора, пожалуй, права. Если б не подняли мы волну с расследованием, не было бы смерти Евгении, Татьяны. Вот теперь еще ранение вашего товарища.

– Это хорошо бы, чтоб ранение. – Быстров потянулся к полочке за сигаретами, вопросительно посмотрев на Светку. Она кивнула со смущенной улыбкой, и Сергей Георгиевич закурил. – Следуя вашей логике, преступления вообще не нужно расследовать. Жертвы ведь и множатся, когда преступник заметает следы, боясь возмездия. Только куда заведет это всепрощенчество, представляете? Люди безнаказанно будут насиловать, убивать, грабить друг друга. Мне даже на секунду страшно представить реальное воплощение этакого фильма ужасов.

– Хорошего же вы мнения о людях. Впрочем, профессия накладывает отпечаток. Я понимаю, ежедневное общение с душегубами, ворами. Я бы не могла. Но, поверьте, я с огромным уважением, нет, даже с почтением отношусь к вашей работе – очень мужской, рисковой, но… в случае с монастырем, тут ведь случай особый. И подход, суд особый. В монастыре требуется лишь смирение. И это опять урок всем нам – смиряйся. – Светка от волнения раскраснелась, плеснула в свою чашку из маленького чайничка заварки. Быстров и забыл о существовании любимой отцовской посудинки в золотых звездах. Чаепитие для отца было ритуалом: с обязательным ополаскиванием чайника кипятком, отмериванием заварки, настаиванием под ватной куклой не менее пяти минут. Куклу Быстров сжег вместе с другим ненужным хламом из кладовки года три назад. А чай и кофе заваривал прямо в кружке.

– И все же, «вор должен сидеть в тюрьме!» – простите уж за банальность. Убийца – тем более… – Быстров придавил остаток сигареты в пепельнице, поднялся, взял с плиты чайник. Света тайком бросила взгляд на его сухопарую фигуру, обтянутую водолазкой, и в испуге отвела глаза. Сергей Георгиевич долил Светлане в чашку кипятка.

– А вы, наверное, за смертную казнь? – осторожно спросила Светлана, отхлебывая чай мелкими глоточками, смешно сложив губы.

– Это неочевидный вопрос. Очень много ошибочных приговоров. Потому я, в общем, против. Но возможны и исключения. В случаях с «чикатилами» – так это можно обобщить. Ну, еще терроризм.

– Я понимаю. Так что произошло сегодня, Сергей Георгиевич? – Атразекова серьезно посмотрела на Быстрова.

– Сообщник убийцы ударил ножом при задержании нашего молодого сотрудника Влада Загорайло. Удивительный парень. К нему все по-разному относятся. Кто-то не выносит из-за показушной заносчивости. Я его люблю. Он хороший, Владька. А его отец обвинил меня в том, что произошло. И правильно сделал. Я – старший. И я не уберег. – Быстров поднялся, стал сгребать тарелки со стола, неловко ставя большие на маленькие, и бухнул их в раковину.

– Сергей! Ой, простите, что я без отчества, так как-то вырвалось.

– Да не нужно, в самом деле, отчеств! Я и сам хотел предложить.

– А ваш коллега – он Владислав? Я в том смысле, как молиться за него, как называть.

– Да-да, Владислав. – Быстров засучил рукава, включил воду, собираясь мыть посуду. Света подошла к сгорбленному над раковиной «Сереженьке», и выключила воду.

– Отдыхайте, Сережа. Можно я вам прикажу? А буду мыть посуду и молиться тихонько. Так что вы мне не мешайте. Владиславу нужна сейчас молитва, а не отчаяние. – Светка открыто, тепло рассматривала Быстрова, застывшего над раковиной. Он чувствовал ее взгляд, мучился им, но не хотел его потерять. Вдруг также прямо посмотрел на Светлану, которая оказалась с ним почти одного роста, ну, может, на пару сантиметров ниже:

– Я ведь не рассказал вам самого главного! Влада спасла какая-то православная книжка, которую он «экспроприировал» в доме вашей продавщицы Татьяны. Нож сначала вонзился в книгу, а потом… Словом, только благодаря этому его довезли до больницы. Поразительная история.

– Ну, вот видите?! Видите?! – Светка торжествующе, с вдруг загоревшимся взглядом посмотрела на Сергея. – Все будет хорошо! Это же необычное дело. Тут все промыс… не случайно. – И Светка, будто так было заведено у православных, легко коснулась руками головы Быстрова, притронулась губами к его лбу, словно проверяя температуру. После чего мягко отстранила хозяина от раковины, включила воду и споро заработала губкой. – Спать-спать. Завтра тяжелый день. Спокойной ночи, – мягко приказала неопределенно перетаптывающемуся Сергею.