мудрость, совсем другая. В то время как остальная часть Западной Африки почти без исключения переживает те или иные войны, повстанческие движения и продажные диктатуры, Гана с 1990-х годов стала одним из немногих африканских государств, где политические партии борются на закрытых выборах, а проигравший неизменно покидает свой пост. На своего громадного соседа Нигерию она смотрит с видом респектабельного профессионала, который сидит рядом с буйным пьяницей. После того как в 2007 году у побережья Ганы было открыто нефтяное месторождение Jubilee, высокопоставленные бизнесмены в столице страны Аккре содрогнулись от наплыва нигерийских банкиров, убежденные, что совместное воздействие нефти и коррупции превратит Гану в уменьшенную версию нигерийского "светового кошмара". Эти опасения были немного несправедливы - есть и достойные нигерийские банкиры, - но вполне объяснимы. Гане было что защищать: репутацию страны, которая лучше других справляется с природными ресурсами.

Европейские торговцы и работорговцы называли это место Золотым берегом, так как оно было богато полезными ископаемыми. Легенда гласит, что душа народа ашанти, некогда самого могущественного из королевств этой территории (чья столица, Кумаси, находится в 100 километрах от места строительства рудника Ахафо, поддерживаемого компанией Newmont), заключена в золотом стуле, спустившемся с небес. Когда колониальный администратор потребовал, чтобы ему, как представителю британской короны, была оказана честь сидеть на нем, началась война. Через четыре десятилетия после того, как в 1957 году Гана стала первой африканской колонией, получившей независимость, Ashanti Goldfields стала первой африканской компанией, разместившей свои акции на Нью-Йоркской фондовой бирже. Золото, добываемое как корпорациями, так и старателями, является крупнейшим экспортом Ганы. Она знала годы однопартийного правления, но к моменту обнаружения нефти Гана достигла почти уникального на континенте результата: она добыла огромное количество сырья, построив при этом функционирующее демократическое государство.

Однако, как бы ни блестело золото Ганы, оно не сделало ее богатой. Она является одной из десяти стран Африки к югу от Сахары, достигших "среднего уровня развития", согласно индексу человеческого развития ООН (все остальные относятся к категории "низкого уровня развития", а некоторые из них слишком хаотичны или авторитарны, чтобы можно было получить достоверные данные). Но относительно комфортный статус Ганы среди африканских стран не должен скрывать сохраняющиеся лишения; в рейтинге она находится между Ираком и Индией. По индексу ООН, который оценивает страны по их успеху в превращении ВВП на голову в повышение уровня жизни, Гана находится почти на вершине (22 балла, по сравнению с 97 баллами Экваториальной Гвинеи), но средний доход ганцев составляет десятую часть дохода литовцев, а каждый третий ганец не умеет читать и писать - такой же уровень неграмотности, как в Конго. В похвалах в адрес Ганы есть тревожный подтекст, согласно которому смягченная нищета - это лучшее, к чему могут стремиться африканцы.

Как и остальные сырьевые государства Африки, Гана подчинилась ортодоксальным принципам, которые Всемирный банк и МВФ навязывали с начала 1980-х годов в виде "программ структурной перестройки". Основанные на неолиберальной экономической политике, известной как "Вашингтонский консенсус", эти программы ставили предоставление кредитов бедным странам в зависимость от соблюдения ими строгих условий, включая глубокое сокращение государственных расходов, приватизацию государственных активов и отмену контроля над торговлей. Иностранные инвестиции считались необходимым условием экономического роста. Африканские и другие бедные страны призывали идти на попятную, предоставляя налоговые льготы и другие стимулы, чтобы привлечь транснациональные корпорации. Когда дело дошло до нефти и горнодобывающей промышленности, возникла политика "попрошайничай у соседа", поскольку сырьевые страны соревновались в том, чтобы предложить иностранным компаниям все более легкие условия. В золотодобыче стандартная ставка роялти - налога, взимаемого с добычи полезных ископаемых в зависимости от объема, стоимости или рентабельности - на всем континенте составила около 3 процентов, что является одним из самых низких показателей в мире.

Когда в середине 2000-х годов из-за резкого роста спроса со стороны Китая и других стран с растущей экономикой цены на сырьевые товары взлетели до небес, правительствам африканских стран стало ясно, что их обкрадывают. В Замбии, одном из ведущих мировых производителей меди, горнодобывающие компании платили налоги по более низким ставкам, чем полмиллиона замбийцев, занятых в этой отрасли. В 2011 году только 2,4 процента из 10 миллиардов долларов доходов от экспорта замбийской меди поступило в казну государства. Через границу в Конго этот показатель несколько выше, но все равно ничтожно мал: 2,5 процента. Вскоре после встречи с Кофи Гьякахом в тени шахты Newmont в 2009 году я отправился в Горную палату Ганы в Аккре и проанализировал хранящиеся там данные о горнодобывающей промышленности. В предыдущем году доходы отрасли составили 2,1 миллиарда долларов. Из них сумма роялти, налогов и дивидендов от государственных долей в горнодобывающих предприятиях, выплаченных государству, составила 146 миллионов долларов, или 7 процентов, и это еще до учета затрат государства на субсидируемую электроэнергию, которую используют шахты. Это ничтожно мало по сравнению с 45-65 процентами, которые, по оценкам МВФ, являются среднемировой эффективной налоговой ставкой в горнодобывающей промышленности. За восемнадцать предыдущих лет в Гане было добыто 36 миллионов унций золота, что достаточно для изготовления девяноста тысяч стандартных золотых слитков. Старший банкир, с которым я беседовал в Аккре, сказал просто: "Люди спрашивают: "Как страна ничего не заработала за сто лет добычи?".

Я задал один из вариантов этого вопроса Сомиту Варме. Индиец Варма был помощником директора МФК по нефти, газу, горнодобывающей и химической промышленности, когда было принято решение об инвестировании в рудник Ahafo компании Newmont, а затем был назначен главой совместного департамента МФК и Всемирного банка, отвечающего за все финансирование и консультационную работу в этих секторах. Позже, как и некоторые другие высокопоставленные чиновники МФК, он перешел на работу в частную компанию, которая воспользовалась финансированием МФК - в случае Вармы это был Warburg Pincus, нью-йоркская фирма прямых инвестиций, чья энергетическая компания Kosmos получила от МФК кредитное соглашение на 100 миллионов долларов для своего нефтяного предприятия в Гане при Варме.

Во всех проектах по добыче полезных ископаемых мы спрашиваем: "Справедлива ли сделка для правительства и частного сектора? сказал мне Варма. "Справедлив ли режим роялти, налоговый режим?". Он подчеркнул дополнительные преимущества шахты Newmont. Newmont создала 15 тысяч рабочих мест, потратила в 2008 году в Гане 272 миллиона долларов и выделила 1 доллар с каждой унции золота, проданного с Ahafo, и 1 процент чистой прибыли рудника на проекты по развитию местных сообществ - впечатляющий набор по стандартам отрасли.

Но в сделке Newmont в Гане были и другие аспекты, которые компания не стремилась афишировать. Она платила мизерные 3