было. Сверху Травин положил червонец, полученный от Фомича. Тот по размеру был поменьше на два-три сантиметра. На просвет ни на одном, ни на другом водяных знаков не было, а вот бумага по ощущениям совпадала. Жаль, не было рядом Семёна, ходячего кладезя знаний, тот бы точно определил, что за улов Сергею попался.

— Подожду до вечера, — решил он. — Посмотрим, кто первым проявится.

***

Политкевич стоял у окна, глядя с высоты второго этажа, как в луже на Советской купаются воробьи. Он щурился от яркого майского солнца, отбивал пальцами по подоконнику марш и молчал. Его заместитель, начальник учётно-секретного отдела, сидел перед начальственным столом, глядя на разложенные папки.

— Когда Лессер успел их на почту передать? — начальник оперсектора наконец отлип от видов весеннего Пскова. — И зачем? Евсей Мироныч, ты в органах сколько лет работаешь?

— Три без малого, как партия сюда направила. К чему ты клонишь?

— К тому, что опыта ты уже понабрался достаточно, значит, поможешь до сути докопаться. Смотри, вот эти дела следователь покойный в ОГПУ послал, сюда, на Свердлова, хотя знает, что я большей частью в погранотряде. Причём ни фамилию получателя не поставил, ни шифр, а Генрих Францевич в таких делах был ой какой педант, все документы у него под разными литерами шли. Это что значит?

— Ты, Вацлав, скажи прямо, что нужно. Мне вон ещё с рабочими разбираться на Металлисте, стачку они захотели объявить, зарплата им не нравится и табель. При самодержавии значит нравилось, а как сделало им советское правительство сорок восемь часов в неделю, сразу на тебе, разонравилось. Да, бывают авралы и лишняя смена, тут же советская власть плохая, ладно бы меж собой шушукались, они ведь грамотные теперича, письма пишут. Профком на поводу пошёл, партийный комитет колеблется, куда это годится? Если рабочие подымутся, тут нам, товарищ начальник оперсектора, форменный кирдык настанет.

— Что, могут?

— Настроения в массах бродят всякие, ещё и радиостанция эта из Резнеке на нашу власть поклёп наводит, у кого приёмник есть, слушают, чище чем Ленинград ловит, а глушить её не получается, они, собаки, сразу на другую частоту переходят.

— И всё же, зачем Лессер послал нам эти документы? Как думаешь? Мог бы и сам передать.

— Его же убили, — начальник УЧОСО потёр глаза, — я правда сейчас не скажу ничего путного, не спал уже две ночи. Может, Меркулов поймёт, что к чему, раз всё равно дела у нас? Он же шпионов ловит, а с этими и подавно разберётся.

— А знаешь, ты прав, — Политкевич собрал папки, — отдам-ка я их Меркулову.

Меркулов появился через двадцать минут, худощавый и подтянутый, с орденом Красного Знамени на френче, он тут же засунул тонкий хищный нос, вооружённый золотым пенсне, сначала в одну пачку бумаги, потом в другую. На вид ему было лет шестьдесят, возраста добавляли морщины, изрезавшие лицо, мешки под выцветшими глазами и седые волосы, коротко подстриженные.

— Заберу, — сказал он. — Сомов, конечно, не шпион, но определённо контра, да и остальные дела, похоже, по моей части. Отправитель вон так же считал.

— Это ты его каракули так понял? — Политкевич вертел в пальцах карандаш. — Почему он нам дела прислал?

— Лессер-то? Так почерк на конверте наверняка не его, пытались подделать, но это ж детские картинки. Кто-то другой на почту отнёс и бросил, значит, Генрих на хранение оставил, когда ехал в больницу, или, — он задумался и замолчал.

— Да говори уж, — не выдержал начальник.

— Или кто-то нашёл эти папки уже потом. Кабинет-то с понедельника опечатан, только дела оттуда к другим следователям потихоньку перетекают, а с охраной никто не чешется, а надо бы, там чего только нет. Вот и зашёл кто-нибудь, да порылся там, где эти олухи не догадались.

— Через окно?

— Или через дверь. А может и дома пошуровал, жил Лессер тут неподалёку, квартира его тоже опечатана, и тоже никем толком не охраняется. Знаешь, что я тебе скажу, Вацлав Феофилыч, если человек хочет, чтобы мы его нашли, мы его найдём. И если не хочет — тоже найдём.

— И всё равно, Александр Игнатьевич, не пойму, при чём тут почтальонша. Она-то как повязана?

— Тут, мой глубокоуважаемый начальник, целый моток может быть спутан, потянуть за ниточку, и выйдет он в версту длиной. Но вполне случится, что и нет ничего, хотя Генрих Францевич попусту вот так складывать их вместе не стал бы. Сегодня суббота у нас, Екимова пропала три недели назад, уже улечься всё должно было, ан нет, тянется, никак она в покое нас не оставит. Ну да ладно, я к тебе по другому вопросу зайти как раз хотел. В окрфинотдел от начпочты докладная пришла, пишет, заём слишком быстро расходится, те спохватились, прошлись по другим организациям, а там та же самая ситуация вырисовывается.

— Так это же хорошо, — не понял Политкевич. — Народ сознательный, вот и раскупает.

— Да мы с Меерсоном прикинули, Госбанк запросили, нет столько денег у крестьян, чтобы этот заём выкупить, смели всё подчистую, почти на миллион рубчиков, кто-то округ деньгами засыпал. Помимо того таможня товаров через пост в Моглино с февраля на полтора миллиона лишку пропустила, и все оформлены честь по чести, окрпром уже премии себе выписывает, только думаю я — нечисто тут. Я докладную составил для Домбровского, ты почитай, сам посмотри, может зря на воду дую.

***

Митрич вернулся в город в субботу, 5 мая.

После удачного прыжка в окно он сумел добежать до железнодорожного моста, там как раз сплавляли брёвна, связанные в плоты, он перепрыгнул на один, потом на второй, стараясь не попасться на глаза сплавщикам, и почти было не утонул в разошедшейся щели, уцепился здоровой рукой за бревно, помолился, хоть и не верил ни во что. Его спасла стовёдерная бочка из-под пива, набравшая немного воды и плывущая вертикально. из последних сил Сомов в неё забрался, грёб выловленной доской, чуть не обморозив пальцы, и так доплыл до Ольгинского моста, а там уже перебрался на другой берег. Холодная вода остановила кровотечение, пуля зашла в плечо чуть ниже ключицы, чудом не задев кость, и вышла наружу. Правая загипсованная рука почти не работала, любое движение причиняло боль.

В Усановку он добрался к трём ночи, когда в избе вовсю хозяйничали непрошенные гости, которые унесли