врать, пахнет потрясающе. Намного лучше, чем горстка салата между двумя булками, которую я пытаюсь есть.

Мой желудок предательски урчит.

– Я не могу.

Он хмурится.

– Почему?

В груди возникает чувство вины, и мои плечи опускаются.

– Лиам.

Очевидно, застигнутый врасплох, Оукли качает головой.

– Чт…

– Я решила не есть мясо вместе с ним, чтобы ему не пришлось делать это в одиночку. – Мой живот снова урчит, на этот раз громче. – Но твой бургер так вкусно пахнет, что я хочу, чтобы ты доел его побыстрее и не соблазнял меня.

Его лицо становится серьезным.

– Не хочу вести себя как мудак, но ты не думаешь, что пора начать проживать свою жизнь так, как хочется тебе?

Если бы все было так просто.

– Но…

– Никаких «но», малышка. – Он смотрит мне в глаза. – Лиам мертв… и как бы это ни было больно, то, что ты отказываешься от мяса, не сможет его вернуть. – У него на лбу залегает глубокая морщинка. – Попробуй, Бьянка. Может, тебе понравится, а может, и нет, но в любом случае это будет твой чертов выбор.

Оукли прав. Я понимаю это. Поэтому откусываю бургер.

Лиам не заставлял меня стать вегетарианкой, но я уже не тот человек, каким была раньше. Пора принимать новые решения.

Я чувствую восхитительный вкус во рту.

– Очень вкусно.

Улыбнувшись, Оукли пододвигает ко мне тарелку.

– Доедай.

Я качаю головой.

– Потом. – Я слегка прикусываю губу. – Сейчас я хочу кое-что еще.

Оукли слегка опускает веки.

– Правда?

Я собираюсь ответить, но его рука ползет вверх по моему бедру. Сердце колотится как безумное, когда он засовывает ее под мои шорты.

– Хочешь пойдем в спальню?

У него дергается кадык, а затем его пальцы проникают ко мне в трусики.

– Нет. – Он касается клитора кончиком пальца. – Хочу, чтобы ты кончила прямо на этом стуле.

Вот же черт. Я так возбуждена, что перед глазами все плывет.

Приоткрыв рот, я наблюдаю за тем, как двигаются его мышцы, когда он вводит в меня свои длинные пальцы. Я запрокидываю голову назад, и по позвоночнику пробегают мурашки.

– Господи…

Меня обрывает стук в дверь. Оукли невозмутимо продолжает.

– Зайдут позже.

– Оук, открывай. Это мы, – кричит Дилан.

– Мы принесли тебе угощения, – добавляет Сойер.

– Черт, – бормочет Оукли, убирая руку. – Я забыл, что это сегодня.

Я мысленно проклинаю Дилан и Сойер за то, что они лишили меня оргазма, пока поправляю шорты.

– Что сегодня?

– Женский ве… – начинает Оукли, когда раздается еще один громкий стук. – Успокойтесь, я скоро.

Жаль, что я нет.

Как только он открывает дверь, Дилан и Сойер вваливаются внутрь с кучей вещей в руках.

– Я помню, ты сказал, что не хочешь в бар, – начинает Дилан, – но мы все равно хотели отпраздновать с тобой твой день рождения.

Широко улыбаясь, Сойер добавляет:

– Так что вместо того, чтобы устроить женский вечер где-то… мы устроим его дома. – Она радуется еще сильнее, заметив меня. – Привет, Бьянка. Не знала, что ты здесь, но это круто.

Я поднимаю бровь.

– Почему?

Сойер и Дилан быстро начинают распаковывать пакеты. Судя по тому, что я вижу, можно с уверенностью сказать, что они прошлись по всем рядам с косметикой в магазине, где все продается за один доллар.

Я едва сдерживаю смешок, когда замечаю испуганное лицо Оукли. Очевидно, чувствующий себя не в своей тарелке, он берет нечто, похожее на маску для лица.

– Это что за дерьмо?

– Она очищает поры, – весело отвечает Сойер. – Еще мы принесли маникюрный набор.

Он делает шаг назад, словно животное, загнанное в ловушку.

– Ну уж нет. Черта с два. – Он бьет себя в грудь. – Если вы обе ослепли, я мужчина. Уносите все это девчачье дерьмо из моего дома.

– Расслабься, – говорит Дилан, закатив глаза. – От одного спа-вечера ты не перестанешь быть мужчиной. – Она усмехается. – К тому же мы принесли огромный кувшин маргариты, так что ты очень скоро расслабишься.

Меня передергивает.

С тех пор, как Оукли пообещал мне попытаться, прошла почти неделя, и он очень хорошо держался. Да, он все еще работает на Локи и в «Безымянном», но за последнее время я не видела, чтобы он пил что-то, кроме одной банки пива. Первые несколько дней его новоприобретенной трезвости прошли нелегко: он не мог делать ничего, кроме как лежать в кровати, но все же сумел это пережить.

Однако я боюсь, что он сдастся, особенно сейчас, когда ему и всем его близким друзьям исполнилось двадцать один, так что теперь они спокойно могут выпивать при каждой встрече.

Я вижу по лицу, что внутри него ведется борьба.

Ну же, Оукли. Держи себя в руках.

Шумно выдохнув, он почесывает шею.

– Ладно. Уберите маргариту, и я в деле.

И в эту же секунду напряжение в моей груди сменяется гордостью.

Дилан пожимает плечами.

– Без проблем. Можем сделать дайкири, если…

– Господи, Дилан, – выплевываю я, изо всех сил стараясь не задушить ее. – Хватить заставлять его пить.

Глаза Дилан расширяются от удивления.

– Я не заставляю. Просто… – Чувствуя себя неловко, она переминается с ноги на ногу. – Я не хотела…

– Знаю, – вставляет Оукли. – Но я… пытаюсь завязать.

Она расцветает.

– Правда? – Дилан заключает его в объятия. – Это потрясающе! – Отстранившись, она серьезно смотрит на него. – Я горжусь тобой, Оук.

Сойер берет кувшин и выливает жидкость в раковину.

– Я тоже.

– Да чтоб вас, – ворчит Оукли. – Только без этого, ладно? – Он проходится рукой по животу. – Я просто хочу поработать над своим прессом.

Дилан и Сойер закатывают глаза, и все трое начинают смеяться.

Я ненавижу, что он решил превратить такую серьезную тему – то, чем он правда может гордиться, – в шутку, но меня это не удивляет.

Сойер показывает две упаковки.

– Кто какую маску хочет? У меня есть угольная и огурец с алоэ.

– Теперь мне точно пора, – говорю я, направляясь к двери.

Оукли хмурится.

– Ты уходишь?

– Да ладно тебе, Бьянка, – хнычет Сойер. – Оставайся.

Дилан молчит.

Взаимно, сучка.

Именно поэтому мне пора. Я отказываюсь проводить с ней хоть одну лишнюю секунду.

Слегка улыбнувшись, я показываю на свое лицо.

– Простите, но я не хочу испортить работу своего косметолога вашими дешевыми масками.

После этого я направляюсь к двери, но серьезный взгляд Оукли заставляет меня задержаться на мгновение. «Увидимся», – говорит он одними губами, пока Сойер и Дилан носятся по гостиной. Притворившись, будто мне нужно подумать, я пожимаю плечами. Его глаза темнеют, и он невинно подносит к губам палец.

Тот самый, который несколько минут назад был внутри меня.

Мои щеки вспыхивают, и мне хочется стереть эту самодовольную