Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бой, так неудачно начавшийся для крестоносцев, продолжался до вечера с неутихающей яростью, как описано в «Песни о крестовом походе»:
Повсюду расколотые доспехи и щиты,
рыцари с искаженными болью лицами, вспоротые бока,
перебитые руки, отделенные от тела ноги,
рассеченные груди, помятые шлемы,
клочья изрубленной плоти, головы, лишенные глаз,
ручьи алой крови, брызжущие из ран,
и бароны, с силой рубящиеся и готовые прийти на помощь,
вынести из боя поверженного брата.
Нет ни одного, кто не был бы ранен.
Поле боя стало красным и белым от раздавленных мозгов.
Монфор, в прежние времена часто выходивший из битв победителем, теперь вкусил горечь поражения. Укрывшись в своей палатке, поставленной у стен Тулузы, города, откуда он только что был изгнан, он исходил яростью и горевал. Его приближенные вздыхали и плакали, а гасконские бароны, силой загнанные в ряды крестоносцев, тем временем втайне ликовали: «Благородная и прекрасная Тулуза, ты вновь обрела прежнюю славу, спасибо тебе за то, что победила этих несчастных французов! Теперь над нами снова будут Бог и Право!»
На следующий день «благородный граф» де Монфор вместе со своей женой Алисой стоял у изголовья их сына Ги, раненого и лежавшего на постели. Он не переставал жаловаться и обсуждать свое поражение с теми, кто его окружал: с кардиналом-легатом Бертраном, Аланом де Руси, одним из его генералов, сенешалем Жерве, которого он сам произвел в это высокое воинское звание, и еще несколькими людьми. Горя нетерпением смыть свой позор, он тут же, не сходя с места, устроил военный совет.
«Благородный граф» явно желал без промедления вернуть себе Тулузу и прилегающие к ней земли, поскольку Церковью было бесповоротно решено, что отныне тулузские земли являются его собственностью; однако мнения его генерального штаба насчет того, насколько своевременна попытка отвоевать город, и того, какие средства надо использовать для достижения цели, разделились. Тем не менее для Алана де Руси, который сражался бок о бок с Монфором с 1211 года, поражение, только что нанесенное «благородному графу», не было следствием ни стратегической ошибки, ни неверной оценки шансов на победу: это, если верить словам, вложенным в его уста анонимным автором «Песни о крестовом походе против альбигойцев», было небесной карой, наказанием свыше. И рыцарь не постеснялся жестоко обрушиться на честолюбивые замыслы своего вождя в исполненной мудрости речи:
Мессир, несомненно, вы —
могучий завоеватель. Но в этом деле
Иисусу не нравится то, что он прочел в вашей душе.
Дерзость, гордыня, жажда власти
превратили ангелов в змей.
А ваша ярость, ваша жажда мести,
ваше презрение к людям, нежелание прощать
и темные демоны, бушующие в вашей душе,
вырастили у вас во рту дурной зуб,
который нам нелегко будет начисто вырвать.
Нашему Божественному Отцу, который правит миром,
похоже, очень не нравится ваша недобрая мысль
разрушить Тулузу и истребить ее жителей.
Господин кардинал [легат Бертран] хочет нас убедить
в том, что надо быть жестокими, свирепыми,
безжалостными.
Сражайтесь, говорит он нам, не думая о смерти,
и я обещаю вам на Небесах вечное блаженство!
Большое спасибо, монсиньор, за то, что сочли нас святыми.
Хотите видеть нашу славу? Мы очень тронуты...
Но вы слишком добры... Слишком: всем известно,
что имущество погибших достанется вам.
И пусть Господь меня накажет и святой Венсан забудет,
если я снова пролью свою кровь за этот город.
По мнению более реалистично мыслящего сенешаля Жерве, нападать на Тулузу, полную отважных воинов, с горсткой калек, которой располагал Монфор, — он только что потерял убитыми сто шестьдесят человек и оплакивал участь стольких же раненых, — и пытаться занять город, чьи стены казались неприступными, было чистейшим безумием.
«Если мы действительно хотим вновь завоевать этот город, — благоразумно начал сенешаль, — давайте построим рядом с ним новую Тулузу, со стенами, укреплениями, земляными валами, домами, каких еще не видели. Давайте населим этот город новыми жителями, которые будут связаны с вами, сеньор, новыми клятвами верности; и тогда эта новая Тулуза сможет бесстрашно выступить против своей грозной сестры, только что нас победившей, и та, что выстоит благодаря крови своих солдат, грому своего оружия и гению своих полководцев, будет навеки и безраздельно править Гасконью. С новыми стенами, новыми хорошо вооруженными людьми, большими деньгами, крепкой одеждой и тканями, когда у нас будут в изобилии зерно, мясо, вино, появятся торговцы, мы в конце концов победим старую Тулузу без боя, возьмем измором благодаря одной лишь осаде. Окружим ее стены и будем сторожить ее ворота, лишим ее семенного хлеба и зерна, плодов, винограда, соли и всего, что требуется для жизни; заставим ее голодать. Так мы победим без труда и кровопролития, и наше сегодняшнее поражение будет стерто из памяти».
«Сеньоры, — сказал Монфор, — мне нравится это предложение; выиграть войну без сражений — что может быть лучше, чего еще желать?»
«Сир, — ответил ему епископ Фульк, — не так хороша эта мысль, как кажется; в Тулузу входят не только через ее ворота».
«Как это?»
«У тулузцев остается еще водный путь, Гаронна, которую не остановят стены и которая течет через весь город; до тех пор, пока по ней могут идти суда, Тулуза не останется без припасов, и вы никогда не сможете с ней справиться».
Монфор вяло отмахнулся от этого аргумента, поскольку у него зародилась мысль. Он решил принудить город сдаться благодаря двойной осаде. Одна осада будет сухопутной: он станет стеречь все городские ворота и преградит доступ к Тулузе по наземным путям, идущим из Монферрана, Кастра, Альби и Ажене; другая — речной: он перекроет Гаронну, поставив на якорь собственные суда, которые помешают кораблям и лодкам входить в Тулузу и снабжать город продовольствием:
«[...] завтра же,
я с самыми храбрыми баронами из моего войска
займу реку и перекрою проход.
Ги, мой брат, и мой сын будут удерживать правый берег.
Никто, кроме ветра, не сможет проникнуть в Тулузу».
Решение было принято: они взяли город
в двойную осаду.
Решение, принятое военным советом, на который созвал своих баронов Монфор в конце ноября 1217 года, было толковым и мудрым: двойная осада оставит тулузцам лишь два возможных исхода — сдаться или голодать, и тогда достойный кардинал, епископы и аббаты смогут проповедовать по всему краю мир и уничтожение катарской ереси.