себе науку, и насколько он был в этом успешен? Это не легкая для нас тема, но мы посильно обратимся к ней.

Наука в помощь

…Наверно, глава о жизни науки в век Александра III для нас оказывается, может быть, самой трудной частью нашего повествовательного размышления об эпохе этого необычного императора. И начальная трудность заключается даже уже в том, что нерушимо устоявшееся советское представление о нём неприкасаемо характеризует этого правителя не только как глубокого консерватора, но и как крайнего реакционера. (А может при крайне реакционном правителе процветать или хотя бы успешно развиваться отечественная наука?)

Двух ответов на этот вопрос, кажется, никогда не бывало. Общеизвестно: крайняя реакционность другом передовой науке никогда не являлась. А в суждениях об александровском веке более чем веским подтверждением этого являлось, например, жесткое вмешательство Власти в подготовку научных кадров, суровое ограничение (и едва не полная ликвидация) автономии высших учебных заведений. Это действительно так и было, свободомыслие в «кузницах научных кадров» строго преследовалось, правительство весьма опасалось утратить контроль над этими территориями вольного умствования.

Но в ту же самую эпоху в России были открыты тысячи начальных школ – самый первый этап грамотности русских людей. Б. Н. Миронов в своих трудах отмечает, что при Александре III грамотность в России с 17 процентов возросла до 40 процентов и к началу века 75 процентов всех русских детей были грамотными. Это статистическая истина, но элементарное начальное образование и Образованность – явления совершенно неоднозначные. Тем более что большая часть школ, открытых при Александре III, являлась церковно-приходскими, то есть дающие лишь самые азы образования – читать, писать, считать и знать Закон Божий. Но на этом следует несколько остановить ход размышлений и отнестись к сказанному по возможности внимательней.

Очевидно, главным вдохновителем создания широкой сети таких школ являлся К. П. Победоносцев. Он возлагал большие надежды на то, что именно эти учреждения способны оказывать на детей наиболее глубокое религиозное и добронравственное влияние. Обер-прокурор Синода полагал, что это решающе поможет укреплению народной нравственности и в дальнейшем сможет предохранить человека от опасностей опасных общественных влияний. И очевидно, нужно признать, что немалая часть таких школ работала очень успешно и плодотворно, особенно в русской деревне.

А лучшим примером такой успешности, очевидно, могут быть школы В. Н. Сорока-Росинского. Полагаю, что нам здесь будет уместно вспомнить основные идеи этого замечательного русского педагога. Он решительно выступал за то, чтобы школа не только обучала, а и непременно воспитывала. Воспитывала в духовном и национальном направлениях. Он считал, что формирование человеческой личности кроется отнюдь не столько в развитии умственных способностей ребенка, сколько в развитии мира его лучших сердечных особенностей.

Желая ясно выразить эту мысль, он писал: «В человеческой жизни, как в целом, всегда есть мотивы и идеалы, не поддающиеся анализу разума, будучи таинственными и темными силами. Не в хлебе едином жив человек! Педагогика, считающая своей задачей уход за психикой воспитываемых, и должна обратить свое внимание, прежде всего на эти могучие подсознательные душевные силы, а в том числе и на тот комплекс, в котором как-то связаны воля к жизни, национальный инстинкт и стремление к деятельности и творчеству»

К сказанному мы желали бы добавить что Сорока-Росинский, очевидно, был одним из самых первых русских педагогов, пришедших к осознанию великого фактора национального инстинкта. Сегодня об этом факторе говорят как о явлении бесспорном, а в XIX веке при громадном преобладании «западничества» такая мысль являлась глубоким педагогическим озарением.

Откуда начинал свой мыслительный путь Сорока-Росинский? Безусловно, от основных идей славянофилов, утверждавших, что русский народ есть народ особый, весьма своеобразный, во многом отличный от всех иных народов Европы. Славянофилы уже тогда решались на заявления, что наш народ – это народ избранный, которому в своём развитии суждено идти своим особенным путем.

Виктор Николаевич Сорока-Росинский, кажется, не заострял эту мысль как главную, но постоянно заявлял что, по его мнению, главная сущность подлинно национальной школы отнюдь «не в статистике» (то есть не в количестве учебных часов и сумме переданной информации), а в динамике последовательного воспитательного влияния педагогов, ведущего к созданию личности духовно и национально крепкого гражданина России.

Но разве только одни увлеченные провинциальные педагоги – просветители мыслили и действовали в этом направлении? Нет, этим путем шли и многие их столичные коллеги, а самым ярким и последовательным был сам «учитель русских учителей» К. Д. Ушинский. Свои педагогические принципы он четко обозначил, ещё преподавая в Гатчинском сиротском институте. Да, в образовательном учреждении, особо славившемся строгостью своей метрики, целиком направленной на воспитание людей, беззаветно преданных «царю и отечеству».

В 1855 году Ушинский стал инспектором здешних учебных классов и именно в этот период он написал ряд своих статей, посвященных «народности в общественном воспитании». Общественный резонанс этих педагогических трудов был столь велик, что произвел немалое впечатление и в российском высшем свете, а императрица Мария Александровна так была впечатлена мыслями Константина Дмитриевича, что поручила ему создать методику воспитания наследника русского трона.

Наследником престола тогда был старший брат Александра III, Николай Александрович, которого «Саша» глубоко любил и уважал. И все наставления Ушинского, адресованные воспитанию Наследника престола, потом перешли в основу подготовки Александра Александровича к будущему правлению. (Как после этого можно говорить, что педагогические труды Ушинского были чужды самодержавной власти, что они якобы были в своей остроте глубоко прогрессивными и близкими к самым революционным методам обучения и воспитания?)

Стоит нам напомнить, что одним из его главных педагогических трудов были «Письма о воспитании наследника российского престола». А их адресат был самым конкретным – они были направлены лично императрице Марии Александровне. В них каждое из главных положений проникнуто мыслью о близости правителя к народу. Не случайно ученик и соратник великого педагога Л. Н. Модзалевский заявил: «Ушинский – это наш действительно народный педагог».

Так вот, «народный педагог» в своём письме к императрице говорит: «Мне кажется, что благоденствие России а, следовательно, и счастье её монарха заключается не в подражании западным преобразованиям, а в самостоятельном развитии государственного народного организма, вытекающего из сознания действительных народных потребностей, а не из детского желания угоняться за Западом».

Стоит и в наши дни внимательно перечитать «Письма». Их автор строго принципиален в оценках всех главных сторон тогдашней русской действительности. Он порицает русскую литературу, чьей «любимой темой», по его мнению, стали недостатки российской жизни и едва не всеобщее критиканство. Одновременно он отмечает, что, при бесчисленности критикующих, у нас крайне мало созидательно и положительно мыслящих и действующих людей.

Ещё более резки и непримиримы суждения Ушинского о государственном чиновничьем аппарате, а особенно