— Лучше на это посмотри, — сказал Уани и подвел его к большой желтой картине на лестничной площадке, изображающей Букингемский дворец.

— Это Зитт, как я вижу, — сказал Ник, увидев подпись в правом нижнем углу.

— Скорее подделка под него, — ответил Уани.

— Абсолютный кошмар, — сказал Ник.

— Правда? — ответил Уани. — Слушай, может, тебе удастся донести это до отца?

Они спустились в столовую: малыш Антуан бежал впереди, мотая головой и повторяя себе под нос: «Оба-са-лютный кошмар!» — ему очень нравилось, как это звучит. Уани поймал его сзади и по-родственному встряхнул.

Ника усадили между Моник и малышом Антуаном, напротив дяди Эмиля. Поначалу Ник решил, что дядя Эмиль — классический «брат-неудачник», мешковатый и угрюмый: однако выяснилось, что он — зять Моник и, хотя уже несколько месяцев живет здесь, вообще-то проживает в Лионе, где у него какой-то бизнес, связанный с металлоломом. Выслушав эту историю, Ник заулыбался, словно ему рассказали остроумный анекдот: только легкая нахмуренность Уани заставила его заподозрить, что, возможно, после их совместного путешествия по дому он выглядит слишком уж веселым. Мрачного бесцветного похмелья как не бывало — на смену ему, словно по волшебству, пришло нечто противоположное. Вокруг и в голове все сияло и мерцало. Уани сидел бесстрастный, как сфинкс: Ник подивился его самоконтролю и подумал, стоило ли тогда вообще принимать наркотик. Его отец и мать изящно кушали полупрозрачные ломтики лимонов и дольки апельсинов. К цитрусовым в этом доме явно относились по-особому: в кабинете, на столике у стены, Ник уже заметил роскошную горку искусственных лимонов и апельсинов в каменной вазе. Между окон в столовой висел еще один Зитт, изображающий какой-то елизаветинский особняк.

— Вижу, вы восхищаетесь новым Зиттом моего мужа, — заметила Моник с усмешкой, словно у нее самой было об этой картине другое мнение.

— Э-э… да!

— Настоящий импрессионист, правда?

— М-м… да, иногда даже скорее экспрессионист, — ответил Ник.

— Необыкновенно современный, — сказала Моник.

— Смелый колорист, — ответил Ник. — Даже очень смелый…

— А скажите-ка нам, Ник, — заговорил Бертран, расправляя на коленях салфетку и подравнивая лежащие перед ним в ряд ножи, — как поживает наш друг Джеральд Федден?

«Наш» могло относиться равно и к ним двоим, и ко всему семейству, и просто обозначать, что Джеральд и Бертран — на одной стороне.

— О, у него все отлично, — отвечал Ник. — Он в прекрасной форме. Ужасно занят, как всегда…

Бертран не отрывал от него добродушного, но настойчивого взгляда, словно говоря: «Да ладно, мальчик, мне-то можешь говорить все, как есть!» Чувствовалось, что первые полчаса Бертран великодушно позволял гостям забыть о своей персоне, но теперь намерен восстановить свои права.

— Вы ведь у него живете?

— Да. Приехал погостить на несколько недель, а в результате живу у них уже почти три года!

Бертран кивнул и пожал плечами: видимо, для него это было вполне нормально. Возможно, примерно так прижился в доме дядя Эмиль.

— Я знаю, где это. Мы на следующей неделе туда приглашены. На концерт, кажется, или что там будет. С радостью, с радостью придем.

— Замечательно, — сказал Ник. — Я уверен, будет очень весело. Пианистка — настоящий талант, восходящая звезда, из Чехословакии.

Бертран нахмурился.

— Мне говорили, человек хороший.

— Ну, я не знаю… ах, вы имеете в виду, Джеральд — да, конечно!

— Быстро он идет в гору. Пожалуй, и года не пройдет, как поднимется на самый верх. Как вы полагаете?

— Я… честно говоря, не знаю, — промямлил Ник. — В политике я совсем не разбираюсь.

— Да-да, — добродушно пробасил Бертран, — вы же у нас этот… как его, черт… эстет…

Ника часто расспрашивали о положении и перспективах Джеральда, и, как правило, он старался сохранять лояльность. Но сейчас он сказал:

— Я знаю, что он страстно предан госпоже премьер-министру, но сомневаюсь, что эта страсть взаимна. Кажется, она играет в недотрогу.

Малыш Антуан навострил уши, сообразив, что слышит что-то такое, чего ему слушать не полагается, а Бертран нахмурился над своим ломтиком дыни. Нику подумалось, что в этом доме, должно быть, к сексу — даже в шутках — отношение очень серьезное. Первой заговорила Моник:

— Ах, ее все обожают. Она всех просто гипнотизирует своими голубыми глазами. — И ее собственные, карие, скользнули от мужа к сыну.

— Я бы сказал, это не столько любовь, сколько галантность, — заметил Ник.

— Точно, — проговорил Уани и усмехнулся.

— А вы, как я понимаю, с ней встречались, — уточнил Бертран.

— Пока не случалось, — скромно ответил Ник.

Бертран значительно сжал губы и секунду-две глядел куда-то в пространство, прежде чем сказать:

— Знаете, ведь мы с ней друзья.

— Да, Уани мне говорил, что вы с ней знакомы.

— Она, конечно, великая женщина. Но и с добрым сердцем. — Лицо у него при этом сделалось очень забавное: Нику представился людоед, хвалящий за добросердечие другого людоеда. — К нам она всегда была очень добра, правда, дорогая моя? И я, разумеется, намерен ответить тем же.

— А-а…

— Разумеется, на практике, финансовым путем. Когда мы в последний раз встречались, и… — тут он небрежно помахал рукой, показывая, что не собирается утомлять слушателей разными скучными подробностями, а сразу перейдет к главному, — так вот: я сделаю значительное пожертвование в партийные фонды, и еще… еще… кто знает, что еще! — Он отрезал себе и проглотил ломтик апельсина. — Я, друг мой, думаю так: если тебе делают одолжение — ответь тем же! — И решительно махнул вилкой.

— О, конечно, — ответил Ник. — Не сомневаюсь, так вы и поступаете. — Его не оставляло чувство, что Бертрану он не нравится.

— И никаких жалоб на леди вы в этом доме не услышите!

— И в моем тоже, уверяю вас!

Оглянувшись на покорные лица членов семьи, Ник подумал, что для Кенсингтон-Парк-Гарденс это не совсем верно: по крайней мере, двое там не разделяют всеобщей любви к госпоже премьер-министру. Кэтрин любит произносить страстные монологи о бездомных, а Рэйчел все суше и язвительнее шутит на тему «другой женщины» в жизни мужа.

— Так, значит, наш друг Джеральд поднимается все выше и выше, — уже спокойнее произнес Бертран. — А чем он сейчас занимается?

— Он министр, — ответил Ник.

— Хорошо, хорошо. Чертовски быстро идет в гору.

— Да, он человек с амбициями. И… э-э… леди к нему благосклонна.

— Когда мы пойдем к нему, я непременно с ним поболтаю. Правда, мы уже как-то встречались, но вы нас познакомите заново.