обширном материале русской, украинской и западнославянской сказки, тщательно сличая различные варианты, Волков доказывает композиционное единство всех типов сказок о мачехе и падчерице, но оставляет в стороне их содержание. Проблемы происхождения мотива мачехи исследователь не затрагивает. Он даже не пытается найти причины композиционного единства сказок о мачехе и падчерице.

Волков собирался продолжить свою работу, чтобы доказать сходство в строении всех сказок о невинно гонимых. В этом случае сказки о падчерице должны были бы попасть в один ряд со сказками о младшем сыне и т. п.

В 1944 г. в Москве была защищена докторская диссертация проф. А. М. Смирнова-Кутачевского на тему «Народные сказки о мачехе и падчерице». Это самая полная и обстоятельная из работ на интересующую нас тему. Смирнов-Кутачевский ставил целью проанализировать сказки о мачехе и падчерице в связи с социальными условиями и исторической эволюцией общества и приурочить возникновение их к определенным этапам развития общества. Исследователь стремился, таким образом, к марксистскому решению проблемы.

Однако с первых же шагов проявилась известная односторонность его в подходе к проблеме. Ключ к анализу интересующей его группы сюжетов Смирнов-Кутачевский ищет в «женском вопросе», в проблеме «свободы женщины». Эпиграфом к книге он берет слова Фурье: «Степень свободы, достигнутая данным обществом, должна измеряться большей или меньшей свободой женщины в этом обществе».

Историю сюжетов мачехи и падчерицы исследователь рассматривает как историю положения женщины в обществе. Однако нет сомнений, что сказки о мачехе и падчерице отражают не положение женщины в обществе, а целый комплекс общественных условий.

Иногда трактовка «женского вопроса» теряет у Смирнова-Кутачевского социологический характер, и вопрос перерастает в проблему пола. Смысл сказки «Коровка и ведьма» автор сводит к матримониальной теме: «По существу эта проблема пола нисколько не менее значительна, чем та социальная и моральная неправда, которая создает рассказ о мачехе и падчерице. Тут также нужно восстановление естественных прав (живого существа!)» (с. 157).

По мнению Смирнова-Кутачевского, замужество в сказке — своеобразный выход для женщины из классовых противоречий: «Женщина… не видит иных правовых способов решения вопроса и ставит его в рамки социально-биологического фактора» (с. 174). Он подчеркивает, что мать героини прилагает все усилия, чтоб выдать замуж свою дочь, а мачеха — свою. В сказке «Коровка и ведьма», несомненно, отражается брачный обычай, но это не значит, что матримониальная тема составляет ее суть.

Генезис мотива мачехи исследователь относит ко времени перехода от материнского рода к отцовскому, ко времени «всемирно-исторического поражения женского пола». Смирнов-Кутачевский считает, что в сказке о мачехе и падчерице «матриархат и патриархат даны как темы господствующих отношений». По его мнению, «образ мачехи выступает в типичной роли главенствующего материнского начала. Материнский инстинкт ее представлен со всей неистребимой силой. С какой страстью она отстаивает интересы своих дочерей, не взирая на то, что они часто уроды… Этим родовым кровным началом в сущности определяется вся физиономия мачехи. Это образ властной силы, главное лицо в доме. Муж обычно где-то в стороне, безличный, безгласный… У него нет даже родственных связей с женой. В обычном сказочном рассказе он со своей дочкой от первой жены, а мачеха — со своей» (с. 29–30). Борьба между «дединой дочкой» и «бабиной дочкой», между падчерицей и мачехой есть борьба патриархата с матриархатом. Сказка стоит на стороне патриархата, так как она выражает «смену матриархата патриархатом». Именно поэтому, считает Смирнов-Кутачевский, лесные существа отвергают мачехину дочку и награждают падчерицу.

Трудолюбие падчерицы автор объясняет тем, что «при патриархате повышается личная активность человека, его общественная ценность и значение» (с. 36). Этим же объясняет и отсутствие трудолюбия у дочерей мачехи.

Такова концепция Смирнова-Кутачевского по вопросу о происхождении мотива мачехи. Мы не можем согласиться с этой концепцией.

Каким образом мачеха, неизвестная исторически в эпоху материнского рода, может стать его воплощением? Материнский род обычно получает в сказке воплощение не в образе мачехи, а в образе матери героини. Во многих сказках о мачехе и падчерице покойная мать оказывает помощь обездоленной дочери. Очень часто она дает ей чудесные предметы — святыни материнского рода. Таковы, например, чудесные куколки Василисы Прекрасной. Именно покойная мать, а не отец помогает героине в борьбе с мачехой. Доказательством того, что мачеха воплощает материнский род, Смирнов-Кутачевский считает «неистребимую силу материнского инстинкта», хотя материнский инстинкт — категория чисто биологическая и потому ни в коем случае не может быть характерной чертой материнского рода, т. е. определенной общественной ступени развития.

Идея Смирнова-Кутачевского основана на противопоставлении «дединой дочки» и «бабиной дочки», но его может и не быть. Иногда у мачехи нет своих детей, но она завидует красоте падчерицы и пытается ее извести («Белоснежка»). В сказке важен контраст не «дединой» и «бабиной» дочки, а родной (покойной) и неродной матери. Трудно предположить, чтобы покойная мать, помогающая героине, воплощала силы отцовского рода, а такое предположение логически вытекает из концепции автора.

В дальнейшем Смирнов-Кутачевский дает обзор и весьма спорное толкование сюжетов с мачехой и падчерицей. В главе «Сказка о мачехе и падчерице в отражении первобытной народной идеологии» он рассматривает сказку о лошадиной голове, о Frau Holle (Бабе-яге), Морозке, сказку «Коровка и ведьма». Во всех этих сюжетах представлены, утверждает автор, тотемистические силы. Конфликт может быть разрешен: «а) актом непосредственного воздействия („Лошадиная голова“); б) магической силой былого верования (сказки о Бабе-яге); в) участием скрытых тотемистических пережитков („Коровка и ведьма“)» (с. 510).

В главе «Сказка о мачехе и падчерице в системе идеологических воззрений феодальной эпохи» автор рассматривает сказки о преследовании девушки («Косоручку» и соответствующие восточные сказки). Он считает их выражением протеста против положения женщины в условиях феодального быта, особенно на Востоке. Смирнов-Кутачевский анализирует здесь также сюжеты о Золушке, спящей царевне, подмененной жене, Безручке, царе Салтане и т. п. Для этих сказок автор считает характерным перенесение действия в обстановку «дворцового быта». Он утверждает, что основной тип сказки о мачехе и падчерице в условиях феодального быта представляет история девушки из низов, поднявшейся в верхи общества:

«В творческом движении сказки о мачехе и падчерице наблюдаются два неравномерных момента: частный факт — дворцовое событие, о котором идет слух в народных массах и которое обрабатывается сказкой в целях наиболее наглядного представления любимой темы, и другой — аналогия девушки из низов, давшая такие широкие волны творчества. Идеализация женщины из народа, включив в свой круг и судьбу женщины-аристократки, наметила в себе более общий вопрос о судьбе женщины, о женской доле» (с. 263–264). Сказки о мачехе феодальной эпохи, по мнению Смирнова, сыграли роль в борьбе за освобождение женщины (!).

В действительности единство этих сказок