на собеседника, а не передать оперативное сообщение, оно, тем не менее, вызвало резкую критику его предполагаемого безрассудства. И все же по своей сути оно отражало фундаментальную и непреходящую истину о разрушительности в руках ядерных держав.

Как мы видели в предыдущих главах, Шарль де Голль и Конрад Аденауэр опасались основывать свою безопасность на оружии в руках союзников, которое не предлагало надежного способа разрешения конфликта без катаклизмических разрушений. В связи с применением ядерного оружия возникли три вопроса: Можно ли убедить противника или союзника в своей готовности вести войну, которая может нарушить гражданский порядок в стране? Возможно ли привнести рациональный расчет в иррациональный поступок? И возможно ли найти баланс между самоуничтожением и дипломатией?

Эти дилеммы, возникшие почти восемьдесят лет назад на заре ядерной эры, до сих пор не решены. После Нагасаки ни одно ядерное оружие не было приведено в действие. Даже вступая в конфликты с неядерными странами, ядерные державы предпочитают нести потери в обычной войне, а не прибегать к ядерному оружию для ускорения успеха. Об этом свидетельствуют примеры Советского Союза в Афганистане, а также Соединенных Штатов в Корее, Вьетнаме и Ираке.

Никсон понимал, что к моменту его вступления в должность американский ядерный потенциал стал вызывать споры в рамках процедуры выделения ассигнований в Конгрессе. Поэтому он назначил министром обороны Мелвина Лэрда, который в течение нескольких лет был председателем подкомитета по обороне Комитета по ассигнованиям Палаты представителей. Никсон был полон решимости предотвратить ситуацию, в которой агрессор мог бы создать правдоподобную стратегическую угрозу, развивая превосходный ядерный потенциал. Лэрд помог провести через Конгресс приверженность Никсона противоракетной обороне и его стремление к большему разнообразию в конструкции и мощности стратегического оружия. Лэрд также повысил гибкость и неуязвимость американских стратегических сил, разработав крылатые ракеты и мобильное оружие наземного базирования.

Во-вторых, Никсон серьезно относился к контролю над вооружениями. Договор о запрещении испытаний, подписанный Кеннеди и Брежневым в 1963 году, стал первой формальной мерой в области контроля над ядерными вооружениями. Через четыре дня после убийства президента Кеннеди президент Джонсон предложил возобновить переговоры о стратегических вооружениях с Советским Союзом. Однако предварительные переговоры по определению повестки дня оказались настолько заторможенными из-за ежедневных разногласий, что только летом 1968 года - незадолго до избрания Никсона - обе стороны договорились об условиях, позволяющих начать переговоры. Однако запланированный саммит был отменен после советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 года.

Таким образом, на раннем этапе Никсон решал, стоит ли вообще продолжать переговоры о контроле над вооружениями с Советским Союзом. Это решение стало символическим для более широкого направления деятельности его администрации. Применяя увязку, Никсон официально согласился бы начать переговоры по ограничению стратегических вооружений (SALT) с Советами только после того, как он определился бы со стратегией по Вьетнаму. Присоединение США к переговорам по контролю над вооружениями, о котором было объявлено в октябре 1969 года, потребовало адаптации существующих административных институтов. Для Пентагона контроль над вооружениями был новой темой: до этого министерство делало упор на развитие ядерного потенциала, а не на его сдерживание. Переговоры по контролю над вооружениями с участием высокопоставленных военных, которые сами только сейчас знакомились с этой темой, требовали новых командных структур.

Предложение Никсона, сделанное в начале его президентства, о создании системы противоракетной обороны из двенадцати объектов, охватывающей всю страну, также бросило вызов преобладающему интеллектуальному консенсусу, согласно которому стратегическое равновесие будет достигнуто исключительно путем взаимного гарантированного уничтожения. Оборонительная инициатива, по мнению критиков, подорвала бы сдерживание за счет ослабления взаимной уязвимости. Эта критика, а также опасения по поводу стоимости и эффективности программы привели к тому, что многие в Конгрессе выступали против нее и стремились сократить ее бюджет.

На другой стороне холодной войны Советский Союз завышенно оценивал наш развивающийся потенциал противоракетной обороны (ПРО) и опасался, что американская оборона подорвет наступательный потенциал Советов. Если в результате создания противоракетной обороны Америка будет меньше опасаться советского второго удара, рассуждали советские специалисты, то США с большей вероятностью смогут предпринять внезапную атаку, направленную на упреждающее разоружение своего противника.

Начало переговоров по SALT превратилось в тупик из-за процедуры и последовательности. Советы выступали за то, чтобы сначала договориться об ограничениях на оборонительные вооружения, и только потом переходить к наступательным вооружениям. Никсон настаивал на сохранении оборонительного варианта, чтобы обеспечить необходимое давление для переговоров об ограничениях наступательных вооружений - и обеспечить защиту нашего гражданского населения.

Неминуемость переговоров по ограничению ядерных вооружений породила новый набор внутренних дебатов. Либеральный консенсус выступал сначала за быстрое открытие переговоров по ОСВ, а затем за их ускорение как способ ослабления напряженности. Но теперь, когда контроль над вооружениями утвердился в международной повестке дня, появившаяся комбинация либералов и консерваторов начала критиковать их на том основании, что контроль над вооружениями имеет дело только с симптомами, а не с первопричинами: авторитарным характером коммунистической системы и нарушениями прав человека.

Кроме того, характеристики противоборствующих систем ядерного оружия затрудняли любое работоспособное определение равновесия. Советские стратегические системы были большими и неточными; американское оружие было более мобильным и более точным. Это равновесие было бы нарушено, если бы Америка добавила бросковый вес к своей точности, или Советы увеличили бы свой бросковый вес за счет точности.

После нескольких месяцев препирательств Никсон вмешался напрямую. Установив первоначальную цель в четыре оборонительных объекта, 11 марта 1971 года он отклонил советскую просьбу о "нуле" и попросил меня выйти из тупика повестки дня по соотношению оборонительных и наступательных вооружений путем частных переговоров с Добрыниным. Он не раскрыл эти переговоры - отчасти для того, чтобы помешать Конгрессу сократить систему противоракетной обороны в промежутке и заставить нас потерять ее ценность на переговорах.

Решение Никсона сделать инъекцию ускорило переговоры. В конце марта 1971 года я задействовал канал Добрынина, предложив от имени Никсона одновременно вести переговоры об ограничениях как наступательного, так и оборонительного характера. Последующие обмены мнениями положили начало процессу - через переговоры, которые вели Джерард Смит с американской стороны и Владимир Семенов с российской стороны в Венес- который привел к соглашению SALT I, заключенному между Никсоном и Брежневым на московском саммите в мае 1972 года.

Хотя Никсон играл центральную роль в планировании переговоров, детали его интересовали меньше. В начале каждого переговорного цикла я и мои сотрудники составляли резюме внутренних обсуждений, включая прогнозы потенциального развития событий. Никсон делал незначительные комментарии, в основном сводившиеся к общим принципиальным вопросам. Во время переговоров я каждый вечер отправлял ему сводку наших позиций. В целом он приберегал свои мнения для моментов, когда