Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тоже люблю вас, Николай, — тихо пробормотала Люси.
— Зовите меня Алексей, — всхлипнул Сесил.
— Алексей, Алексей Николаевич, — прошептала Люси, обнимая жениха и недоумевая, почему он всегда хотел, чтобы его называли именем трагически погибшего юного царевича, страдавшего от гемофилии.
Когда ее пальцы пробежались по мягким волосам на затылке Сесила, она внезапно представила, что поглаживает шелковистые волосы Джорджа, пока он ее целует. Воспоминания о его губах накрыли ее дико и медленно.
Саг-Харбор
Ламинированная вывеска на латунной стойке, предусмотрительно размещенная у двери, через которую входили члены клуба, гласила:
НАПОМИНАНИЕ О ПРАВИЛАХ КЛУБА
ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕДУПРЕДИТЕ СВОИХ ГОСТЕЙ: У НАС НЕ ПРИНЯТО ЯВЛЯТЬСЯ В НЕПОДХОДЯЩЕЙ ОДЕЖДЕ И ПЕРЕОДЕВАТЬСЯ В ЗАЛЕ РЕГИСТРАЦИИ.
Будущие молодожены подъехали к парковщику на недавно приобретенном Сесилом «Феррари Дино 246 GTS» 1973 года[115]. Автомобиль был выкрашен в чрезвычайно редкий оттенок «Бьянко поло парк», поэтому Сесил настоял, чтобы Люси надела белое платье свободного кроя от Эльзы Скиапарелли, которое его мать недавно купила для нее, а сам выбрал белые брюки из длинноволокнистого хлопка си-айленд, белоснежный кашемировый свитер и изготовленные на заказ замшевые лоферы-«канны» от «Корте».
«Дорсет» был, пожалуй, самым претенциозным частным яхт-клубом на Восточном побережье, в нем состояли представители старейших семей Хэмптонса, при этом стиль клуба был довольно убогим, а его члены прикладывали все усилия, чтобы подчеркнуть эту убогость. У них в гараже на Фезер-лейн или Кэптэнс-Нек-лейн вполне мог скучать «астон-мартин», но они тащились в «Дорсет» на пыльных внедорожниках, застелив задние сиденья полотенцами, покрытыми собачьей шерстью, или на тридцатилетних «лендроверах» с треснувшими задними стеклами и выцветшими наклейками «Мондейл — Ферраро»[116] на бампере. Мужчины старательно выбирали самые поношенные брюки из хлопчатобумажной ткани, приобретенные в магазине «Питер Эллиот», и выцветшие красные поло из ритейлера «Виньярд вайнс», в то время как женщины, обычно щеголявшие в шикарных нарядах, держали специальный гардероб «только в „Дорсет“», со старомодными платьями наподобие «Дж. Маклафлин» или «Лилли Пулитцер» и видавшими виды сандалиями на пеньковой подошве от Жака Коэна.
Люси в обычное время постеснялась бы появиться в клубе на такой шикарной машине, но она уже привыкла к поведению Сесила и не видела смысла спорить с ним до посинения. Сесил, который очень гордился изысками в одежде, всегда повторял: «Мой отец был „белой костью“, просто пропустил поколение». Он выбрался с переднего сиденья, протянул парковщику ключи, поправил складки на брюках и бодро обогнул спорткар, чтобы проводить прекрасную невесту в здание клуба. Ему не терпелось сфотографироваться: вот они оба, одетые так, словно только-только с пляжа, позируют на частной пристани, достойной «Инстаграма»… Когда они вошли в фойе и Люси направилась к стойке регистрации, чтобы отметиться, румяная администраторша окинула взглядом Сесила и сказала:
— Молодой человек не может так войти, мисс Черчилль. Без воротника.
— Ой, че-е-е-ерт, совсем забыла. Мужчинам в обеденном зале предписано носить рубашки и поло с воротниками, — промямлила Люси.
Сесил недоверчиво уставился на Люси и сотрудницу клуба:
— Какой абсурд! Это очень изысканный комплект, особенно для обеда на свежем воздухе.
— Извините, у нас дресс-код, сэр. У вашего джемпера нет воротника.
— Это не просто джемпер. Это модель хенли с V-образным вырезом, созданная одним из величайших и самых неуловимых бельгийских дизайнеров, человеком, которого не фотографировали уже тридцать лет. Из лучшего кашемира, полученного от детенышей белых коз породы залаа джинст[117], которые свободно гуляют по монгольским степям, и связан вручную на озере Комо пожилыми итальянками, страдающими артритом и варикозным расширением вен, в красивой мастерской в шаговой доступности от виллы Джорджа Клуни и Амаль Аламуддин.
— И у него нет воротника, — отрезала администраторша.
— Это смешно! Я бывал на обедах в королевских дворцах в одежде проще, чем эта! Я прямо сейчас смотрю в обеденный зал и вижу маленьких мальчиков в шортах и шлепанцах.
— И в рубашках с воротником, — повторила женщина.
— Вы хотите сказать мне, что маленький мальчик в рубашке со страшным снеговиком одет более подходящим образом, чем я?
— Это не снеговик, это Олаф из «Холодного сердца», — поправила его администраторша.
— Мне плевать, хоть сам Олафур Элиассон[118], он выглядит уродски!
— Сесил, пожалуйста, не будем спорить… — начала Люси.
Сесил проигнорировал ее и продолжил свою тираду:
— Сколько вы здесь зарабатываете? Готов поспорить, моя одежда стоит как минимум в десять раз больше, чем ваше месячное жалованье. Прямо сейчас на мне одежда на двадцать тысяч долларов! Можете посчитать часы «Наутилус» — плюс еще сто пятьдесят тысяч. Хотите сказать, что этого недостаточно для вашего богом забытого клуба?
Люси вспыхнула от смущения. Она ушам своим не верила! Неужели Сесил только что сказал такое сотруднице «Дорсета»?
Та вздохнула:
— Сэр, я зарабатываю пятнадцать долларов в час, и не я устанавливаю здесь правила. Вы можете отправиться домой и переодеться в рубашку с воротником или купить футболку поло в клубе. Если вы прочитали вывеску у входа, то знаете, что здесь не принято переодеваться, но сделаем вид, что я отвернулась.
Она сунула руку под стеклянную стойку и достала голубую трикотажную футболку поло с клубной эмблемой на груди.