автомобиль рванул с места и уехал. Весь день я с содроганием вспоминала этот оценивающий, раздевающий взгляд. На меня никто так прежде не смотрел. Хуже всего было то, что мною заинтересовался сам Арес Вергопуло – а это сулило неприятности. Его на острове прекрасно знали. Ему еще не было сорока, но он успел сколотить состояние, занимаясь всякими темными делишками. Поговаривали, что он не брезгует ни денежными махинациями, ни сутенерством, ни торговлей наркотиками, хотя его бизнес – тот, что на виду – был вполне легальным: он держал гостиницу и несколько магазинов. Полиция в его дела не вмешивалась, и многие подозревали, что причина была вовсе не в законопослушности Вергопуло, а в том, что он купил всех власть имущих на Косе, чтобы безнаказанно творить свои дела. Как бы то ни было, а я его ни разу не то что не привлекли к ответственности, а даже ни в чем не обвинили – уже одно это о многом говорило.

Вскоре я успокоилась, наивно рассудив, что Арес Вергопуло не станет меня преследовать, поскольку наверняка и думать забыл о той встрече. Он не знал недостатка в женщинах, и шестнадцатилетняя девчонка, почти ребенок, вряд ли могла его заинтересовать. Однако на следующий вечер отец вернулся домой мрачнее тучи. Он сказал, что днем за ним прислал Арес Вергопуло, передав через посредника, что имеет к нему, Ставросу Пареосу, деловое предложение. Отец подумал, что это каким-то образом связано с его торговлей, сел в машину и поехал к Вергопуло. Тот встретил отца приветливо, угостил выпивкой, а потом озвучил свое предложение. Его суть сводилась к тому, что отец отдает меня в безраздельное пользование Аресу на неопределенный срок, а взамен получает крупную сумму на развитие своего бизнеса, причем отцу предлагалось самому назвать эту сумму.

Разумеется, отец ответил решительным отказом. В возмущении покидая кабинет, он поймал взгляд Вергопуло, и от этого взгляда, как признался отец, ему сделалось страшно. «Мы должны уехать! – сказал он мне. – На Санторини живет мой двоюродный брат, он давно зовет нас к себе. Бросим все и уедем, ради твоей безопасности!». Я попыталась успокоить отца. Я сказала, что Арес Вергопуло хоть и внушает многим страх, но все же его власть не простирается настолько далеко, чтобы причинять зло невинным людям. Я привела несколько весомых аргументов, почему мы не можем так сразу уехать: магазин отца, мой последний год в школе, выплаты по кредиту, которые прекращались только через два месяца… Мы уедем, но закончив прежде все дела, чтобы ничто не омрачало переезда. В конце концов, отец внял моим доводам. Он прекрасно понимал, что и в самом деле не может спонтанно уехать, поэтому позволил себя уговорить, что Вергопуло наверняка смирился с отказом, а тот его взгляд был просто взглядом не получившего своё человека. Хотя в действительности предложение Ареса Вергопуло раскрывало всю его беспринципную сущность. Очевидно, что человек, делающий подобного рода предложения отцам несовершеннолетних дочерей, ни перед чем не остановится.

Шли дни, ничего не происходило, и отец мало-помалу успокоился, да и я как прежде разгуливала по улицам Коса, правда, тот злополучный сарафан уже не надевала. Мы больше не поднимали тему переезда, но я знала, что отец подыскивает покупателей для магазина и досрочно выплатил банку кредит, несмотря на предусмотренный в таких случаях повышенный процент. Я не хотела покидать Кос, где родилась и выросла, но понимала, что лучше нам уехать. «Береженого Бог бережет», – любила повторять моя бабушка. Меня одолевали дурные предчувствия, но я от них отмахивалась, ведь мне было шестнадцать, а в этом возрасте любое неординарное событие воспринимается как приключение.

На исходе второй недели я возвращалась домой от подружки по безлюдному переулку. Внезапно у тротуара остановилась черная машина. Из нее выскочили двое парней, схватили меня, затолкали в салон, и машина рванула с места. Я была так ошеломлена, что не сразу испугалась. Вначале мне казалось, что это происходит не со мной, потом – что это просто игра, и меня сейчас отпустят. Я прозрела, лишь когда машина въехала в высокие глухие ворота и остановилась возле трехэтажного каменного дома, из которого вышел Арес Вергопуло.

Меня вытащили из машины и поставили перед ним. Он посмотрел на меня тем самым взглядом, и внезапно я с предельной ясностью поняла, что будет дальше. Вероятно, он прочел это в моих глазах, потому что, усмехнувшись, сказал: «Ты умная девочка. Знаешь, что сопротивляться бесполезно. Здесь тебя никто искать не станет. С этой минуты ты – моя собственность, и я могу делать с тобой все что захочу». Я ответила, что отец обо всем догадается и обратится в полицию. Удивительно, но я нашла в себе силы спокойно разговаривать с этим чудовищем, вместе того чтобы рыдать и умолять меня отпустить. Впрочем, моя выдержка ничего не дала. Заплачь я, упади в обморок или хладнокровно начни торговаться – Арес Вергопуло уже все решил. «Ни один полицейский сюда не сунется, – сказал он. – И потом, неужели ты думаешь, что ты одна такая? Вспомни истории о пропавших на Косе девушках. Как думаешь, где они сначала были и куда потом делись? Нет-нет, они все живы, – добавил он, увидев, как я побледнела. – И сейчас ублажают мужчин в турецких борделях, а я получаю за это неплохие деньги. До отправки товара на экспорт я должен убедиться, что он не просрочен и соответствует повышенным требованиям, которые клиенты предъявляют к моим девушкам, – Вергопуло снова усмехнулся. – Поэтому, прежде чем отправиться дальше, ты на какое-то время останешься здесь». По его знаку меня поволокли в пристройку за домом, в которой была всего одна дверь и ни одного окна.

В этой пристройке я провела месяц, прежде чем мне удалось сбежать. Это были самые длинные, самые страшные тридцать дней в моей жизни. Арес Вергопуло приходил почти ежедневно, особенно в первое время… Ему нравилась моя беспомощность, мои неумелые попытки сопротивляться. Он получал дополнительное удовольствие, видя мое отчаяние. Кроме него, я не видела ни одной живой души. Еду мне передавали через специальное отверстие в двери. Я потеряла счет дням и была уверена, что прошло уже несколько месяцев и меня давно перестали искать. Я хотела умереть, и, если бы не мысли об отце, наверняка нашла бы способ – в крайнем случае просто перестала бы принимать пищу. Я и так почти ничего не ела, поэтому сильно исхудала.

В конце концов Аресу Вергопуло надоели мои слезы. Я плакала почти не переставая, и мое лицо наверняка подурнело. Я