Оказалось, что отец Мии жил на соседней улице. Это был дом, куда нас вначале привез Джонни.

На мой звонок ответили тут же, как будто ждали.

– Мне нужна Миа Чен, – сказала я.

– Кто ты? – переспросили сверху.

– Миа дома?

– А кто это? – допытывался мужской голос.

– Я... из агенства... Я... я ее друг. Мне надо с ней поговорить.

Пока я подыскивала слова, дверь неожиданно открылась, и в проеме показался невысокий мужчина с желтым лицом, туго обтянутым кожей. На лоб спадали прямые седые пряди, раскосые глаза зло сверкали.

– Друг... – повторил он с тяжелым акцентом и скривил тонкие губы, – если ты ее друг, почему ты на свободе, а она в тюрьме?!

– Она в тюрьме? – удивилась я. – Я не знала...

Как же я могла забыть, ведь вчера, после того как вынесли носилки с Дэвидом и погрузили в скорую, из дома вывели каких-то людей, среди них была и женская фигура...

– Уходи! – вдруг закричал он. – И больше не приходи сюда. Чтобы я никогда тебя здесь не видел! Друг!.. Ты не друг, ты враг! И все вы! Уходи, а то я сейчас вызову полицию!

Я понимала, что его угрозы вполне реальны. Надо было поскорее уносить ноги, пока он действительно не вызвал полицию. И вдруг у меня за спиной кто-то негромко, но внятно произнес:

– Не кричи, отец... Что происходит?

Я повернулась и увидела стоящую чуть поодаль высокую девушку. Ее длинные черные волосы были слегка растрепаны, на усталом лице застыли напряжение и вопрос.

– Миа, – заторопился к ней мужчина, и затем что-то сказал на своем языке.

– Не волнуйся, все в порядке, – спокойно ответила ему девушка по-английски, а затем снова перевела на меня взгляд глубоких раскосых глаз. – Кто вы, и что вам нужно?

Я растерялась и в первую секунду не знала, что ответить. Девушка была поразительно красивая и, что не свойственно азиатским женщинам, очень высокая, где-то на голову выше меня. Она держалась прямо и несколько вызывающе.

– Меня зовут Кэтрин. Дэвид... вы с Дэвидом... – заторопилась я, испугавшись, что она сейчас исчезнет с этим мужчиной в доме и я не смогу с ней поговорить.

– Вы – Кэтрин? – она слегка улыбнулась, словно что-то обо мне знала.

– Да, – обрадовалась я. – Вы меня знаете?

– Дэвид рассказывал мне о вас... – Она попыталсь пригладить развевающиеся на ветру волосы. – Поверьте, я не имею к тому, что с ним произошло, никакого отношения. Вернее, имею, но... Это трудно объяснить. Полицейские поэтому меня отпустили...

– Миа, – снова начал мужчина, затем резко продолжил уже не по-английски.

Девушка покорно выслушала его и что-то мягко ответила, после чего он отвернулся и вошел в дом.

– Отец волнуется... – Она извиняюще улыбнулась. – Он всегда беспокоится обо мне. Я у него одна... Он живет с женщиной, которая... Ну, это вам не интересно.

– Я хотела бы с вами поговорить, – мне наконец удалось справиться с волнением. – Может, зайдем куда-нибудь, я угощу вас кофе или накормлю завтраком. Вы ведь только из полициии, а там, боюсь, не очень заботятся...

– Нет, мне дали кофе и булочку с омлетом, – девушка озабоченно взглянула на дверь, за которой скрылся отец. – Я сама хочу с вами поговорить, но дайте мне хотя бы час – принять душ, переодеться... Успокоить отца.

– Конечно, – радостно подхватила я. – Давайте встретимся через час или через два. Сколько вам нужно, я за вами заеду.

– А как Дэвид? Ему лучше? – В глазах Мии было беспокойство.

– Нет. – Я продолжала за ней внимательно следить, пытаясь понять, что стоит за ее вопросом: вежливое участие или что-то большее.

– Какой ужас! – огорчилась она, но чернота в ее огромных глазах оставалась по-прежнему непроницаемой. – Я вам расскажу... потом. Встретимся через час.

Она исчезла за дверью, а я никак не могла успокоиться и поверить в свое везение. Господи, какое счастье, что я оказалась здесь именно в тот момент, когда она вернулась. Иначе вряд ли бы мне удалось так просто с ней встретиться. Теперь надо найти в себе силы прожить этот час и молиться всем богам, чтобы она не передумала.

Через час я подъехала к дверям, где мы расстались с Мией. Девушка уже стояла там. На ней была белая рубашка с закатанными по локоть рукавами и джинсы, на ногах дешевые пляжные шлепанцы. Черные прямые волосы она завязала сзади узлом, отчего казалось, что углы ее больших роскосых глаз еще больше вздернулись вверх. Кожа на широкоскулом лице была удивительно ровная и белая, словно прозрачный фарфор, на котором двумя сочными мазками розовели пухлые губы. Я снова невольно подумала о том, как она красива.

– Ваши родители из Китая? – спросила я, когда Миа села рядом со мной в машину, и мы решили поехать в какое-нибудь кафе в Гринвич Виллидже. Она не захотела оставаться в Чайна-тауне, где ее могли увидеть знакомые.

– Да, из Китая. Я там родилась. Мне еще года не исполнилось, когда мы сюда приехали с отцом и его родителями. Папу выгнали из Пекинского университета, ну после того как студенты сидели там на площади... Может быть, вы и не знаете об этом... Площадь Тяньаньмэнь? – девушка вопросительно смотрела на меня, а я, хоть и поняла, о каких событиях она говорит, не хотела прерывать ее, поэтому просто промолчала.

Она, похоже, привычно приняла мою политическую неграмотность и продолжала:

– Его просто исключили, а маму, когда всех разгоняли, арестовали, папа видел это. Но она уже из тюрьмы не вышла. Ее там убили... а сказали, что она умерла от воспаления легких. Извините, даже не знаю, зачем я это вам рассказываю... Вы ведь хотите знать, что произошло с Дэвидом...

– Ну что вы, мне очень интересно... вернее, не то что интересно, а очень грустно, конечно...

Меня удивила и насторожила ее неожиданная откровенность. Она очень хорошо говорила по-английски, интонации были ровными и подчеркнуто вежливыми. Я сразу поняла, что она старается казаться лучше, чем есть, и, главное, ни в чем не виноватой.

Да, детка, подумала я, если ты и притворяешься, то, надо отдать тебе должное, делаешь это искусно. Понятно, почему полицейские тебя с легкостью отпустили: от тебя за версту несет чистотой и правдивостью.

Я внимательно следила за ней. Каждое ее движение было подчеркнуто женственным, ничего резкого, все минимально и грациозно. Она была, как мне подумалось, полной противоположностью моей почти мальчишеской угловатости и равнодушию к тому, как меня воспринимают окружающие. Девчонка же не скрывала своего желания всем нравиться, при этом ее огромные раскосые глаза под прямыми длинными ресницами светились каким-то притягательным масляным светом, несмотря на то что чернота в них была почти мистическая.

– Я вам сочувствую... но, конечно, мне хотелось бы знать, как все произошло... Насколько я знаю, Дэвид никогда не употреблял наркотики. Что вы ему дали?