Фюрер действительно не считал исследования с целью создания ядерного оружия самыми важными, но ядерная физика в Германии не была «заброшена» в том смысле, что ученые могли продолжить свою работу. Сотни специалистов, первоначально призванных в армию, в 1942 году вернулись в родные лаборатории.

Гитлер, который во время первой мировой войны оказался жертвой отравляющего газа (иприта), запретил ведение химической войны. Однако он опасался, чтобы такую войну нам не навязали. Наши химики открыли новый газ — табун, — против которого, как известно, нет защиты. Шпеер утверждает, что хотел его использовать в феврале 1945 года, и то против Гитлера. Скажу, что в декларации Шпеера на тему этого убийственного намерения я не очень верю.[147]

Зато нельзя было не поверить в удивительное оружие, каким были «V-І» и «V-2». Часто их путают между собой, и поэтому сообщу несколько необходимых деталей.

«V-І» или «летающая бомба», которая официально называлась «Fi-103» (Fieseier 103), — тип непилотируемого самолета-снаряда, приводимого в движение пульсионным двигателем. Его скорость равнялась 640 км/ч, радиус действия до 300 километров, вес — 2200 кг, в том числе около 850 кг взрывчатого материала, размещенного в носовой части.

Траектория полета «V-І» зависела от настроенного жироскопа, регулирующего высоту и направление полета. После перелета на запланированное расстояние двигатель останавливался, и «V-І» пикировал к земле. Этот был неточный снаряд. Направление полета могло измениться из-за ветра, его можно было перехватить, конечно же, без малейшей ответной реакции. В 1944 году самым большим преимуществом «V–I» была невысокая цена производства и топлива. Использование «V-І» имело также и определенный психологический эффект.

«V-І» сконструировали в Люфтваффе, в Немецком исследовательском центре планеризма и на предприятиях фирмы «Физелер». Испытания проводились в Пеенемюнде, так как эта база на берегу Балтийского моря располагала соответствующим оборудованием. Серийно производимые «Фольксвагеном» «летающие бомбы» запускались по рельсам с очень простой рампы, чаще всего по три одновременно.

Мне представился случай посетить Пеенемюнд и участвовать в запуске «V-І», и я прилетел туда вместе с полковником-инженером, специалистом по самолетам-снарядам. Я спросил у него, можно ли пилотировать «V–I».

В тот же самый летний вечер 1944 года мы приступили к работе вместе с инженерами предприятий «Физелера» и министерства авиации. В вилле, расположенной на берегу озера Ванзее, десять инженеров делали наброски на бильярдном столе и на полу. Рассматривалась возможность размещения в «V-І» пилота на катапультирующемся кресле и с парашютом.

Под утро решение было найдено. Оставалось только разработать прототип. Доброжелательно настроенный к этой идее фельдмаршал Мильх, статс-секретарь министерства авиации, дал мне «зеленый свет» при условии, что проект одобрит комиссия из министерства. Ее председателем был почтенный адмирал с развевающейся бородой, с которым в начале мы беседовали о Ноевом ковчеге. После двух или трех заседаний нам удалось получить положительное решение членов комиссии, которые с самого начала усомнились в моей идее и все время спрашивали: «Где вы возьмете рабочих, мастеров и инженеров для изготовления нового прототипа? Ведь у нас нехватка рабочей силы!»

Я ответил, что рядом с Фриденталем находится фабрика Хейнкеля, которая не использует в полную меру свои производственные мощности, и профессор Хейнкель лично предложил мне в помощь троих инженеров и пятнадцать техников.

— Хорошо, — ответил адмирал «Ковчег», — но вы ведь можете работать лишь с элементами уже существующих «V-І». Разве вам не известно, что их слишком мало?

— Профессор Порше, мой друг, говорит по-другому. Как раз недавно он был удивлен тем, что на его предприятиях находится несколько сотен готовых «V-І», которые никто не забирает. Могу вас заверить, господа, что он с радостью одолжит мне дюжину этих снарядов.

— Главное — без осложнений! — предрешил «Ковчег».

Вскоре в моем распоряжении находилась пара небольших мастерских у Хейнкеля. Я распорядился поставить в них столы, кровати, и все — инженеры, мастера, рабочие — трудились без отдыха, с удивительным энтузиазмом, иногда по четырнадцать часов в сутки над реализацией того, что мы назвали операцией «Рейхенберг».

Когда я опять увидел фельдмаршала Мильха, он принял меня, улыбаясь:

— Ну что, Скорцени, надеюсь, вы довольны?

— Конечно, хотя мы потеряли две или три недели.

— Три недели для такого проекта ничего не значат! Пилотируемые «V-І»! Если вы покажете мне прототип через четыре или пять месяцев, то можете рассчитывать на мои поздравления.

— Господин фельдмаршал, я надеюсь, что покажу его вам через четыре или пять недель.

Он внимательно посмотрел на меня, думая, что я шучу. Затем улыбнулся и покачал головой:

— Думаю, что у вас слишком много иллюзий, мой дорогой. Но так и должно быть. Главное, чтобы не очень много.

Мы поговорим о вашей машине через четыре или пять месяцев. Успехов!

Наша мастерская у Хейнкеля была похожа на ремесленную, но мы уже кое-чего достигли. Каждый день, если только представлялась возможность, я проводил по несколько часов на моей «фабрике». Через пятнадцать дней я велел доложить о себе фельдмаршалу Мильху и сообщил ему, что три моих «V-І» готовы к полету.

Застигнутый врасплох Мильх разрешил мне произвести испытательные полеты на аэродроме Гатов. Были назначены два летчика-испытателя. Вместо того, чтобы выстрелить «V–I» с установки для запуска, два из них сбросили с «Хейнкеля-111» на высоте 2000 метров… Оба «V-І» разбились при посадке, пилоты были ранены. Фельдмаршал Мильх разговаривал со мной довольно сухо, приказал создать комиссию для установления причин несчастных случаев и запретил мне пока производить какие-либо испытания. Неужели мы работали очень быстро и слишком несерьезно?

Тогда меня пригласила к себе легендарная летчица Анна Рейтш. В тяжелой катастрофе, произошедшей во время испытательного полета на прототипе реактивного истребителя, она получила множество переломов и выкарабкалась только благодаря своей сильной воле. С тех пор Рейтш жила в доме Люфтваффе. Она поддержала меня, сказав, что «V-І» можно пилотировать. Однако ей был дан формальный запрет предпринимать какие-либо действия в данном направлении.

По ее мнению, причины несчастного случая можно было определить, не дожидаясь результатов расследования комиссии. Они были понятны — оба пилота до этого времени летали исключительно на винтовых машинах, в то время как прототип был легче серийного «V-І» и развивал скорость до 700 км/ч, а при посадке — 180 км/ч, поэтому пилоты и не справились с заданием. Анна намеревалась возобновить испытания, впрочем, как и два ее сослуживца, пилотировавшие уже реактивные самолеты.