Лорд Уэнтворт скончался 17 апреля, однако это никак не отразилось на запутанных финансовых делах Байрона. Ежегодной суммы в 700 фунтов от Милбэнков по условиям брачного соглашения едва хватило на уплату аренды за новый дом. Нужно было нанять нескольких слуг, приобрести экипаж и кучера, поэтому расходы увеличивались и долги росли как снежный ком. Увидев богатый дом на Пикадилли, кредиторы принялись осаждать Байрона.

В апреле Брейем и Нейтан опубликовали «Еврейские мелодии». Получилась книга большого формата стоимостью в гинею. Несмотря на цену и недоброжелательную критику, книга пользовалась успехом. Было продано десять тысяч экземпляров первого и второго издания, в результате чего издатели получили пять тысяч фунтов. Одновременно Меррей выпустил другой сборник поэм. Испытывая нужду, Байрон все же не принял денег за право публикации книги.

Один критик XX века, Джозеф Слэйтер, точно заметил: «Набожные люди, купившие «Еврейские мелодии» в надежде увидеть религиозные мотивы поэзии лорда Байрона, вместо этого получили книгу почти такую же земную, как «Абидосская невеста». Девять поэм посвящены темам из Библии, но в них слишком силен байроновский дух; две поэмы – любовные песни; пять – задумчивая лирика, которую нельзя назвать ни иудейской, ни христианской; еще пять являются отражением так называемого протосионизма». Однако Байрон знал Библию не хуже самых набожных читателей и обладал мастерством использовать строчки из этой священной книги в своих самых меланхоличных стихах.

Те, кто встречал чету Байрон летом, считали их самой счастливой парой. Уильям Харнесс заметил, что на балах «он всегда стоял возле ее стула, почти ни с кем не разговаривая и представляя жене своих друзей…». Меррей также восхищался леди Байрон: «Она самая замечательная женщина, с прекрасным характером и совершенно необыкновенным здравым смыслом». Однако в домашней обстановке Аннабелле часто не хватало именно здравого смысла. По ее собственным признаниям, подозрения насчет Августы изводили ее. Вероятно, Аннабеллу вывели из себя постоянные намеки Байрона и слишком собственническое отношения Августы к брату. После расставания с Байроном Аннабелла написала: «Порой мне хотелось вонзить кинжал в ее сердце, но она никогда не замечала этого…» Домашняя атмосфера грозила постоянными скандалами, и Байрон большую часть времени старался избегать опасности, хотя порой и играл с огнем, словно побуждаемый неодолимым импульсом.

Вне дома у Байрона были другие интересы. Он окунулся в театральную жизнь, и в мае его выбрали членом подкомитета управления театра «Друри-Лейн». Дуглас Киннэрд, также член этого комитета, считал, что хороший вкус Байрона поможет им при выборе пьес. Когда в июне Скотт вернулся из Франции и завтракал с Байроном и комиком Мэттьюзом, то нашел поэта «полным веселья, радости, остроумия и задора. Он вел себя как игривый котенок».

Августа уехала из Лондона в июне, и Аннабелла вздохнула с облегчением. Она писала, какое удовольствие доставляло ей общество Байрона, когда он был в хорошем настроении: «Когда он беседовал со мной, мы всегда говорили о какой-нибудь приятной чепухе, что отвлекало его от ужасных «притч и сентиментов» и давало волю его воображению».

Ли Хаита освободили из тюрьмы, и Байрон летом несколько раз заходил к нему в его дом на Эджвер-роуд. Хаит был польщен этими визитами и приятно удивлен простыми манерами Байрона. Он вспоминал, что «с детской радостью, так подходящей поэту», Байрон садился на деревянную лошадку сына Хаита. «Внешность его была в то время самая привлекательная… Он стал чуть полнее, чем до женитьбы…» Хаит мельком видел леди Байрон, которая ждала в экипаже. «У нее приятное серьезное румяное лицо». Байрон даже прочел «Историю Римини» Хаита, делая на полях вежливые пометки относительно изменения некоторых особо витиеватых выражений.

Общение Байрона с леди Мельбурн уже не было таким легким и беззаботным, поскольку он осознавал, что его жена не одобряет этой дружбы. Когда Аннабелла зашла к тетке, то с досадой обнаружила там миссис Чаворт-Мастерс. Она написала Августе: «Она справлялась о Б. Никогда не видела такой злобной ведьмы. Некоторые (Каролина Лэм. – Л.М.) по сравнению с ней добродетельны». Самая опасная соперница Аннабеллы когда-то тревожила юношеское воображение Байрона. Аннабелла знала, что ей не стоит опасаться Каролины, которая носила маску трагического самопожертвования. В июле Каролина направилась в Брюссель, а оттуда в Париж, смущая супруга любовными связями с герцогом Веллингтоном и множеством армейских офицеров.

Взволнованные письма Хобхауса из Парижа почти убедили Байрона присоединиться к другу. Вероятно, ему помешали поехать лень, нехватка денег и раннее возвращение Хобхауса, хотя более серьезным препятствием могло быть неодобрение Аннабеллы. Когда в конце июля приехал Хобхаус, Байрон узнал, до какой степени окрепли с благословения английских тори реакционные силы во Франции. Свои чувства он отразил в суровых строчках, посвященных Людовику XVIII и Талейрану, описывая последнего как «живое свидетельство всех государственных измен, обмана и позора, которые только можно встретить в одном падшем человеке».

Родители Аннабеллы, которые были не в состоянии немедленно разрешить финансовые дела Байрона, поскольку поместье лорда Уэнтворта с предполагаемым доходом в 7000 фунтов в год пошло в уплату долгов, предоставили чете Байронов дом в Сихэме, чтобы избежать чрезмерных трат жизни в Лондоне и одновременно дать возможность Аннабелле жить с удобствами. Сами Ноэли (Милбэнки переменили имя в соответствии с завещанием лорда Уэнтворта) должны были переехать в поместье Керкби-Мэллори в графстве Лестершир. Это решение, принятое в начале июля, полностью устраивало Аннабеллу. Она знала, что они живут не по средствам, и боялась соблазнов, подстерегающих Байрона в столице. Особенно ее огорчали его участие в театральных делах, общение с Дугласом Киннэрдом и другими жизнерадостными друзьями и близкое знакомство с актерами и актрисами. Однако именно эти занятия, помогающие Байрону отвлечься от запутанных денежных дел, удерживали Байрона, и он с неохотой покидал Лондон.

Наконец Байрон убедил Хэнсона выставить Ньюстед и Рочдейл на аукцион в конце июля. Аукционист предпринял попытку продать поместья 28 июля в Гаррауэе. Хобхаус сопровождал Байрона на аукцион, «где Ньюстед был продан за 95 000 гиней в первом лоте. Первое предложение составляло 70 000 гиней. Байрон очень недоволен». Рочдейл был также продан всего за 16 000 фунтов.

Хобхаус стал свидетелем растущего отчаяния Байрона. Однако он замечал: «Невозможно для семейной пары жить в большей гармонии. Некоторые его друзья опасались, что его светлость слишком привязан к леди Байрон и что редкие разлуки, поскольку они никогда не расставались, окажутся более благоприятными для их счастья». Можно с уверенностью сказать, что образ Августы уже не тревожил Аннабеллу в то время, потому что, когда Байрон составил новое завещание, подписанное 29 июля 1815 года, с условием, что доход от поместья после выплаты 60 000 фунтов по брачному договору леди Байрон перейдет к его сестре и ее детям, Аннабелла написала Августе, что «он поступил именно так, как нужно было поступить».

К концу августа Байрон был на пределе. Человеку, привыкшему сорить деньгами, было невыносимо слышать угрозы кредиторов и не иметь возможности достать денег. Он решил снять напряжение, нанеся визит Августе, и сознание того, что он не должен оставлять беременную жену наедине с неразрешенными финансовыми делами, заставило его «вести себя по отношению к ней жестоко» все четыре дня до отъезда. Однако впоследствии она вспоминала: «Уезжая, он попросил у меня прощения полушутя-полусерьезно, но доброе слово от него было слишком бесценно, чтобы вдаваться в его тон». Их переписка носит характер нежного взаимопонимания, что вполне естественно для Байрона в те дни, когда ничто его не тяготит.