Но сейчас я о другом. Воспользовавшись удобным случаем, я, тщательно осмотревшись, поделился с Алексом своими мыслями о загадочной бутыли.

– Это может быть оживляющее средство, – разглядывая хоровод звезд, оберегающих тонкий растущий месяц, предположил Командор. – Да-да, пожалуйста, не делай удивленное лицо, вокруг нет ничего такого, чему бы ты мог удивляться.

– Мне уже известно, что такое средство есть и что оно лечит от страшных ран, – прошептал я.

– Тем лучше. Не хватало еще, чтобы стража заметила, как у тебя глаза на лоб лезут. Слушай молча и запоминай: сейчас фра Анжело, по приказу твоего господина, усиленно работает над улучшением его состава.

Я внезапно почувствовал, как меня резанули слова маркиза де Караба, когда он назвал мессира Констана моим господином. В первый миг я и сам удивился, осознав, что больше не желаю считать таковым хозяина Монсени. Но говорить о том не стал, не ко времени, да и не место. Однако неловкой паузы, образовавшейся в беседе, вполне было достаточно быстрому уму Сына Орла, чтобы разгадать сложившийся ребус.

– Слушай дальше и не дергайся. Если я прав, а, скорее всего, я прав, то в этой бутыли под зеленым воском – тот самый оживляющий эликсир. Зеленый – вообще цвет жизни, – напомнил он. – Вероятно, эликсир уже действует, но еще не совсем надлежащим образом. А может, и совсем не надлежащим. Об этом толком никто не знает.

– Это как? – с недоумением пробормотал я.

– Очень просто, – закидывая руки за голову и сплетая пальцы на затылке, точно любуясь мерцанием звезд, негромко бросил маркиз. – Эликсир способен поднять мертвого из гроба, но это будет не совсем живой человек, а, как бы это тебе объяснить, зомби, безвольная ходячая кукла, слепо послушная хозяину-колдуну.

– Ты думаешь, граф решил погубить его высочество Филиберта Савойского, а потом опоить его недоделанным зельем?

– Быть может, и так, – незаметно кивнул Алекс. – Я об этом как-то даже и не подумал. Возможно, ты прав, и мессир Констан попросту хочет недоубить своего повелителя, чтобы тот еще протянул некоторое время после успешной охоты на волка-демона и самолично передал власть дорогому родичу. Но вероятен и другой вариант использования этого алхимического зелья.

– Какой же?

– Пожалуй, я скажу, – с сомнением в голосе промолвил маркиз. – Но одна только огромная просьба: что бы ты сейчас ни услышал, не подавай виду. Если вдруг что – мы беседуем о завтрашней охоте, и только.

Я весь обратился в слух.

– Очень может быть, – вновь тихо заговорил Алекс, с блаженной улыбкой на лице вдыхая ароматы леса, – что на самом деле речь идет о другом мертвеце.

– О ком же?

– О твоем друге и благодетеле Ожье.

– О моем брате Ожье… – поправил я, радуясь, что ночь скрывает накатывающую бледность. – Но это совершенно невозможно! Он же давно похоронен!

Ноги подкашивались, я не хотел верить его словам. Сделать ужасающую ходячую куклу-зомби из собственного младшего брата? Невозможно! Впрочем, нет, как раз возможно, но зачем? Я не удержался и задал терзающий меня вопрос.

– Представь себе такой расклад. На охоте мы втроем – ты, я и герцог – оказываемся рядом, и тут граф чародейством отдает тебе приказ. В следующую секунду его высочество Филиберт мертв, я бросаюсь на тебя, и вот тут, скорее всего, у месье Констана наличествует домашняя заготовка, чтобы мы оба очутились на том свете.

И вот дальше-то как раз и начинается главная комедия масок. Нас всех троих перевезут в замок, при этом будет объявлено, что герцог при смерти, но жив, а я геройски, или как-нибудь так, погиб, сражаясь с волком-демоном. Очень может быть, дальше, как ты верно подметил, Филиберт собственноручно вручит бразды правления графу де Монсени. Объявит ли протектором и регентом до совершеннолетия принца-наследника или, может, напрямую передаст власть – другой вопрос. Но не он сейчас для нас главный.

А вот потом может открыться страшная и ужасная вещь: окажется, что, хотя волчья оболочка и мертва, обуявший тебя демон перешел в тело убиенного тобой прежде графа Ожье. И тот появится в замке, убирая лишних свидетелей и зачищая следы. Возможно, для пущего драматизма он явится к мадам Сильвии и прикончит ее, так сказать, «жившие во грехе да соединятся неминуемой смертью».

После этого месье Констан сочтет устроенный спектакль вполне законченным и, под аплодисменты выживших, на глазах у восхищенной публики вторично убьет собственного брата. Ну, скажем, заставит его броситься вниз с башни вместе с мадам Сильвией.

Я стоял ни жив ни мертв, чувствуя, как медленно вздыбливается шерсть на затылке. Мне хотелось кричать, выть, рвать клыками ненавистного врага. Но я молчал и старался улыбаться, словно отвечая на забавную шутку милостивого вельможи. Быть может, в чем-то Алекс и ошибался, но пока все говорило о том, что примерно так могло быть на самом деле.

– Но ведь Ожье мертв уже немало времени, – страдальчески хватаясь за последнюю соломинку, напомнил я, – и похоронен в родовом склепе. Я сам был при погребении и всегда приношу лесные цветы к его надгробью.

– Склеп находится в часовне? – чуть слышно поинтересовался маркиз.

– Да, конечно.

– Так вот, фра Анжело сказал, что тела Ожье де Монсени там уже давно нет. Вероятно, с того самого дня, когда было совершено захоронение. Граф и капеллан перенесли его в ледник для пущей сохранности.

– Неужели фра Анжело с ним заодно?.. – я не смог договорить фразу, гнев душил меня не хуже удавки. – Нет, я не верю, не могу поверить в это!

– В то, что его преподобие осквернил могилу? В этом как раз нет ничего странного. Во всяком случае, ничего из ряда вон выходящего. Его коллеги частенько промышляют на кладбищах – для исследования человеческого тела нужны трупы, как для исследования Слова Божьего – священные тексты. Но в защиту его должен сказать: фра Анжело искренне желает оживить храбреца Ожье. Как, впрочем, и ты.

Я молча кивнул.

– Так, все! Сюда кто-то идет, – маркиз де Караба повернулся, бросая через плечо: – Запомни все, что я сказал, и передай в замке нашим.

Признаться честно, какой-то червячок сомнения все же оставался у меня, и он грыз сознание хуже, чем целая семейка короедов старое дерево. Конечно, преднамеренно Алекс не стал бы меня дурачить, но, может быть, он и сам заблуждался, соединив воедино события и факты, никак не связанные между собой. Разве такого не могло быть? Как говорили древние латиняне: человеку свойственно ошибаться, а «впоследствии» совсем не значит – «вследствие».

Чтобы окончательно найти ответ на терзавший меня вопрос, я не преминул порасспросить о происходящих событиях у самого нашего доброго фра Анжело. Пожалуйста, не думайте, что я полез напролом, словно какой-то безмозглый тупица. Нет, я действовал хитрее.

– А правда ли, ваше преподобие, – обратился я к едущему рядом святому отцу, – что у нашего молодого господина Ожье есть шанс снова вернуться к жизни? Его сиятельство намедни что-то говорил об этом, мол, нынешняя наука достигла невиданных прежде высот и даже смерть больше не безвозвратный предел. Я только, уж простите невежду темного, не понял ничего. Помню лишь, он как раз о вас упоминал…