в том, что` можно изучить; а именно – он может обладать историческим познанием (быть полигистором) того, что до сих пор было сделано в области всех наук; таков Юлий Цезарь Скалигер. Гений – это человек великого духа не столько по объему, сколько по интенсивности; он составляет эпоху во всем, за что он берется (таковы Ньютон, Лейбниц). Архитектонический ум, методически усматривающий связь всех наук и их взаимную поддержку, – это только второстепенный гений, но не гений в общем смысле слова. Бывает, однако, и гигантская ученость, которая часто есть ученость циклопическая, а именно в том смысле, что ей не хватает зоркости истинной философии, чтобы при помощи разума целесообразно использовать эту груду исторического знания, груз сотни верблюдов.

Самородки, самоучки (élèves de la nature, autodidacti) в некоторых случаях также могут прослыть гениями, так как они, хотя кое-что из того, что они знают, могли бы узнать от других, многое нашли сами и гениальны в том, что` само по себе не есть дело гения; так, в Швейцарии имеется много изобретателей в механических искусствах. Но преждевременно развитый эфемерный ум вундеркинда (ingenium рrаесох), как в Любеке Гейнеке или в Галле Баратьер, – это отклонение природы от своих правил, это редкости для кабинетов естественно-научных коллекций; хотя их преждевременной зрелости можно удивляться, но часто об этом глубоко жалеют те, кто этому содействовал.

Так как в конце концов для собственного споспешествования познавательной способности даже в теоретическом познании все ее применение нуждается в разуме, дающем правило, по которому только и можно поспешествовать ей, – то притязания разума на нее можно выразить в трех вопросах, соответствующих трем разновидностям этой способности:

Чего я хочу? (спрашивает рассудок).[43]

От чего это зависит? (спрашивает способность суждения).

К чему это ведет? (спрашивает разум).

Люди очень различны по способности давать ответ на каждый из этих трех вопросов. Первый вопрос требует лишь ясного ума, чтобы понять самого себя; и это природное дарование при некоторой культуре встречается довольно часто, в особенности в том случае, если на это обращают внимание. Гораздо реже дается дельный ответ на второй вопрос, ибо предлагаются разные способы определения имеющегося понятия и мнимого разрешения задачи; каков же тот единственный способ, который точно соответствует ей (например, в процессах или при составлении того или иного плана действий для [осуществления] одной и той же цели)? Для этого существует талант выбора того, что верно как раз в данном случае (iudicium discretivum); такой талант весьма желателен, но встречается весьма редко. Адвокат, который приводит много доводов в пользу своего утверждения, затрудняет для судьи его приговор, ибо сам он действует ощупью; но если он в соответствии с определением того, чего он хочет, сумеет угадать тот пункт (а такой пункт может быть только единственным), в котором все дело, – то все решается быстро, приговор разума следует сам собой.

Рассудок положителен и разгоняет мрак невежества; способность суждения больше негативна: она предохраняет от ошибок, возникающих при смутном свете, в котором предметы являются. Разум закрывает источники ошибок (предрассудки) и тем самым дает рассудку уверенность через всеобщность принципов. Книжная ученость хотя и расширяет познание, но не расширяет понятий и понимания там, где ей не помогает разум. Но ее надо отличать еще от умствования – от игры с одними лишь попытками применения разума без соблюдения его законов. Когда ставится вопрос, следует ли мне верить в привидения, то я всячески могу умствовать по поводу их возможности; но разум запрещает суеверное допущение возможности явления, т. е. без принципа объяснения этого явления по законам опыта.

Благодаря огромному различию умов в способе рассмотрения одних и тех же предметов, равно как и друг друга, благодаря взаимному их столкновению, соединению и разъединению природа дает крайне любопытный спектакль на сцене созерцателей и мыслителей бесконечно различных видов. Следующие максимы (которые были уже упомянуты выше как приводящие к мудрости) можно сделать незыблемыми законами для класса мыслителей:

1) Думать самому.

2) Мыслить себя (в общении с людьми) на месте любого другого.

3) Всегда мыслить в согласии с самим собой.

Первый принцип негативный (nullius addictus iurare in verba magistri) – принцип образа мыслей, свободного от принуждения; второй положительный – принцип широкого образа мышления, сообразующегося с понятиями других; третий – принцип последовательного образа мышления; для каждого из них, а еще больше для противоположного ему, антропология может привести много примеров.

Важнейшая революция во внутреннем [мире] человека – это «выход его из того состояния несовершеннолетия, в котором виноват он сам». Вместо того чтобы, как это было до сих пор, другие думали за него, а он только подражал или позволял водить себя на помочах, он теперь решается самостоятельно идти вперед на почве опыта, хотя еще не твердо.

Книга вторая

Чувство удовольствия и неудовольствия

Деление

1) Чувственное, 2) интеллектуальное удовольствие. Первое – через [внешнее] чувство (наслаждение) или через воображение (вкус); второе (именно интеллектуальное) – или через изобразимые понятия, или через идеи. Таково же деление и противоположного, [т. е.] неудовольствия.

О чувственном удовольствии

А

О чувстве приятного, или чувственном удовольствии, в ощущении предмета

§ 60. Наслаждение есть удовольствие через [внешнее] чувство; и то, от чего чувство испытывает удовольствие, называется приятным. Страдание есть неудовольствие через [внешнее] чувство, и то, что вызывает его, неприятно. Они противопоставлены друг другу не как приобретение и отсутствие (+ и 0), а как приобретение и потеря (+ и – ), т. е. не только как противоречие (contradictorie, s. logice oppositum), но и как противоположность (contrarie s. realiter oppositum). Выражения нравится или не нравится и то, что находится между ними, [т. е.] безразлично, слишком широки, ибо они могут относиться и к интеллектуальному, и тогда они уже не совпадают с наслаждением и страданием.

Эти чувства можно пояснить и через то действие, которое ощущение нашего состояния производит на душу. То, что непосредственно (через [внешнее] чувство) побуждает меня оставить мое состояние (выйти из него), мне неприятно, причиняет мне боль; а то, что побуждает меня сохранять это состояние (оставаться в нем), мне приятно, доставляет мне удовольствие. Но нас неудержимо увлекают поток времени и связанная с этим смена ощущений. Хотя оставление одного момента времени и вступление в другой есть один и тот же акт (смены), тем не менее в нашей мысли и в осознании этой смены имеется временна`я последовательность, сообразная с соотношением причины и действия. Спрашивается, что возбуждает в нас ощущение удовольствия – сознание ли оставления данного состояния или перспектива вступления в будущее состояние? В первом случае