Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я быстро зажал ему рот, девушка нервно оглянулась на дверь.
— Тихо! — прошипел я, наклоняясь над Робином. — Все в порядке, она пытается тебе помочь! Не вопи!
Девушка уступила мне место на кровати, а сама поспешила к двери, некоторое время прислушивалась, потом щелкнула задвижкой и принялась рыться в сундуке в углу.
Увидев, что глаза Робина прояснились, я осторожно убрал ладонь, и Локсли жадно глотнул воздух.
— Где?..
— Мы в «Божьем доме».
— А?.. — обежав глазами комнату, он непонимающе уставился на меня.
— В жилище бегинок. Похоже, Богородица все-таки нам помогает.
Некоторое время Робин просто дышал, собираясь с силами для нового вопроса, но прежде, чем он успел его задать, девушка снова появилась возле кровати, держа в руке маленькую кружку.
— Думаю, тебе надо это выпить, — увидев сомнение в глазах Локсли, я добавил: — Я слышал, бегинки кое-что смыслят в лечении, и вряд ли она спрятала нас, чтобы отравить. Пей!
Я помог Робину приподняться и проглотить содержимое кружки, а потом бегинка ловко сунула ему в рот сложенный вчетверо кожаный ремень. Пока мы притягивали широкими повязками к груди его согнутые в локтях руки, Локсли глухо рычал, а как только был завязан последний узел и девушка выдернула у него из зубов искусанную кожу, выплюнул слово, которым давился все это время.
Я быстро взглянул на француженку, надеясь, что та не поняла смысла сказанного. С полминуты мы с девушкой молча смотрели друг на друга… И я внезапно понял, что даже не знаю, как ее зовут.
— Мари… Сэр Гринлиф, — тихо ответила она на мой вопрос.
Вот что значит маленький городок! Я наслушался всякой всячины про двух бегинок, а она знала, как зовут командира наемников.
— Меня зовут Джон Литтл, — твердо поправил я. — Маленький Джон. Может, ты слышала про такого?
По выражению глаз Мари я понял — слышала, и для собственного спокойствия не стал уточнять, в каких именно дурацких балладах ей встречалось мое имя.
— Я тебя… уже видел… — вдруг пробормотал Робин Локсли, мутными глазами вглядываясь в свою спасительницу. — Только… не припомню… где…
— На поле возле Ноттингема, — девушка положила ладонь ему на лоб. — В день, когда хотели казнить трех стрелков…
Она говорила по-английски медленно, с очень сильным акцентом.
— А… да… верно. Славный… тогда… получился… пожар…
Голос Локсли затерялся в звоне колоколов, донесшемся со стороны церкви Святой Марии.
Настало время честным людям гасить огни, страже — сменяться на своих постах, а шерифу — получить известие, что место вожака шервудских разбойников в подземной камере занял невезучий палач Губерт.
То была длинная ночь.
Вряд ли в Ноттингеме после заката и до рассвета спал хоть один человек, кроме того, который как раз и послужил причиной творившегося в городе светопреставления. Вскоре после того, как отзвучал сигнальный колокол, Локсли заснул так крепко, что я пару раз подносил руку к его лицу, чтобы проверить — дышит ли он. Мари явно дала ему какое-то сильное снотворное средство, зато сама ни на минуту не сомкнула глаз, сидя на стуле рядом с кроватью. Я пристроился напротив нее на полу, между нами горела свеча, а снаружи творилось нечто неописуемое.
Стоило отзвонить церковным колоколам, как опять поднялся трезвон, да такой, словно в город входили враги и звонари били в набат. Сквозь щели в ставнях было видно, как в доме напротив, несмотря на запрет, загорелись огни, тогда Мари и зажгла свечу — темное окно сейчас выглядело бы подозрительней освещенного.
Раздавшиеся на улице крики, топот, звон оружия заставили девушку испуганно съежиться.
Я успокаивающе ей улыбнулся, но невольно встал, когда на дверь соседнего дома обрушились тяжелые удары. Пока стражники переругивались с хозяевами, которые не желали их впускать, пока переворачивали дом вверх тормашками, я оставался на ногах, каждую секунду ожидая, что в дверь бегинажа тоже забарабанят рукоятями мечей.
Этого не случилось. Стражники обшарили еще три дома по этой улице, но, наверное, никому в голову не пришло искать беглого главаря бандитов в жилище бегинок. Наконец, нарушив все законы, предписывавшие хранить после заката тишину, люди шерифа отбыли дальше, оставив переулок за собой в состоянии шумного хаоса.
Никто из горожан и не подумал снова ложиться спать, и мы с Мари еще какое-то время молча вслушивались в то, что происходит на улице… Но нас заставила взметнуться на ноги не угроза снаружи, а громкий стук в дверь нашей комнаты.
Не видя лица повернувшейся к двери бегинки, я явственно чувствовал ее страх, быстро перерастающий в настоящую панику. Мари отозвалась на пронзительные оклики деланно сонным голосом, однако девушка по ту сторону двери не унималась, она настойчиво требовала, чтобы ее впустили! И когда она перешла от слов к делу, принявшись изо всех сил дергать за ручку, а ее вопли поднялись до опасных высот, Мари торопливо перекрестилась, подошла к двери и отодвинула засов.
Крикливая особа ворвалась в комнату с глиняным светильником в руке, но чуть не выронила его при виде меня.
Я стоял, слегка пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок, готовый на все, если ей вздумается поднять тревогу. Мой вид вряд ли мог успокоить взвинченную женщину; впрочем, какая девушка обрадовалась бы, обнаружив ночью в своем доме незнакомого мужчину, даже совсем мелкого и ручного с виду?
Растрепанная, заспанная белокурая девица несколько раз моргнула, с ужасом уставившись на меня, ее лицо исказилось, предвещая великий визг…
Мари схватила подругу за руку и что-то быстро заговорила, избавив меня от необходимости зажимать младшей бегинке рот. Глаза светловолосой метнулись от меня к Локсли, она еще сильней изменилась в лице. Мне показалось, прошла целая вечность, пока наконец белокурая особа не вышла из ступора и не ответила Мари, очень резко, почти срываясь на крик. Не обязательно было знать язык норманов, чтобы понять, о чем идет речь.
Младшая бегинка утверждала, что ее товарка сошла с ума, впустив в дом двух бандитов! Что беглецов ищут по всему городу и рано или поздно найдут, что она не желает отправляться в тюрьму за укрывательство главаря разбойников и его сообщника! Потому им следует немедленно, сейчас же кликнуть стражу!..
Мари пыталась успокоить подругу, которую называла Беатой, показывая на распятие и, наверное, взывая к милосердию… Какое там! При чем тут милосердие, при чем заповеди Господни, если за укрывательство разбойников им грозит страшная