присоединился к этой ругани, ведь нерасторопный идиот не давал нам стронуться с места, загораживая дорогу к свободе! Робин начал дрожать, я сильнее прижал ладонь к его лицу, не рискуя шевельнуть подсунутой под его спину затекшей левой рукой.

Прошла еще тысяча лет…

А на тысяча первом году телега того заторможенного типа проскрипела-таки мимо. Наша повозка дернулась, проехала пару ярдов и снова остановилась. Голос Мари пропал за криками стражников, не желавших слушать объяснений бегинки, куда она едет и зачем.

— Да хоть бы ты ехала к Господу Богу в рай! Приказано обыскивать все, что тащится из города! Все — от тележек угольщиков до тачек золотарей, поняла, сестрица?!

Мари заговорила снова, но ее опять перебил свирепый рявк:

— Сказано же — обыскивать все. Эй, ты, перерой эти вонючие тряпки!

Робин напрягся и перестал дышать, я приготовился к драке.

Мы были уже у самых ворот… Лес начинался меньше чем в полумиле отсюда… Если у караульных не окажется ни луков, ни арбалетов, может, нам все-таки удастся…

Яркий свет ударил меня по глазам, и я узнал нагнувшегося над повозкой стражника только по очерченному рассветным солнцем силуэту.

— Ну, чего застыл? — гаркнул начальственный голос. — Крысу увидал? Или бегинка и вправду спрятала в своей повозке Робина Гуда? Хххха!!

— Никого здесь нет! — Вольф торопливо опустил тюк, приподнял несколько других и громко крикнул: — Все чисто!

— Как же, чисто… Не забудь помыться после этой дряни! А ты езжай, шевелись, сестра, там вон еще повозка ждет, чтоб ей сгореть! Мало нам ночной беготни, так еще ройся теперь во всяком дерьме! Как будто в Ноттингеме найдется хоть один дурак, готовый рискнуть своей шеей из-за…

Голос затих вдали, заглушённый стуком и скрипом колес.

Мы покинули Ноттингем.

Все-таки на этом свете никогда не переведутся чудеса — и люди, которые их творят.

Глава двадцать пятая

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ШЕРВУД

— Увы! Я графов не видал,

И род не графский мой,

Я их поместья поджигал

Полуночной порой!..

Мое владенье —

Вдаль и вширь

В ночных лесах лежит,

Над ним кружится

Нетопырь,

И в нем сова кричит…

В. Скотт. «Разбойник»

(перевод Э. Багрицкого)

Спрыгнув на землю, я помог Мари сойти с повозки.

Здесь дорога разветвлялась: неширокая тропа сворачивала в Шервудский лес, второй, более торный путь уходил на юго-восток, к деревушке Биллоу.

Глядя на стоящую передо мной русоволосую девушку в сером платье, я искал, какими словами ее отблагодарить… Так и не найдя нужных, опустился на одно колено и поднес ее руку к губам.

Мари вздрогнула, отдернула руку, и я поспешно поднялся, пробормотав извинение. Все-таки рыцарские манеры успели порядком въесться в мою шкуру; но, может, бегинкам запрещалось принимать знаки внимания, которые оказывались только знатным дамам? Если бы я лучше знал французский язык, а она — английский…

— Мари, если когда-нибудь я смогу тебе пригодиться, — медленно проговорил я, — тебе достаточно будет послать весточку в любую из шервудских деревень — в Менсфилд, в Эдвинстоун, в Блидворс… И я приду.

Бегинка смутилась еще больше, наклонила голову, коснулась висящих на поясе четок.

— Я буду за вас молиться, — тихо сказала она. — Да хранит вас обоих Господь. Прощайте.

— Нет. До свидания. Мы еще обязательно увидимся, Мари!

Девушка вскинула на меня серые глаза, нерешительно улыбнулась и опустила на лицо покрывало.

— До свиданья…

Оперевшись на мою руку, она снова заняла место на передке.

— Да благословит тебя небо!

Я поднял Локсли с повозки, подождал, пока бегинка возьмет вожжи, и двинулся по северной тропе.

Почти сразу за моей спиной раздался удаляющийся скрип колес, но я заставил себя не оглядываться, и вскоре над нашими головами сомкнулись кроны древней чащи, принадлежащей английским королям со времен Вильгельма Завоевателя. Чащи, где никто никогда не посмеет устроить облаву на разбойников, не говоря уж о том, чтобы поджечь лес, как предлагал не в меру ретивый Жак Ришар, упокой Господи его душу. Да, руки коротки у Вильяма Певерила были выцарапать отсюда бывшего командира своих наемников и главаря аутло!

— Придется шерифу утешиться обществом старого Губерта, — проговорил я. — Надеюсь, эта парочка хорошо развлечет друг друга!

Робин не ответил. Он потерял сознание, как только мы выехали за городские ворота, и меня порядком тревожил его стремительно поднимающийся жар.

Добравшись до звериной тропы, я опустил Локсли на траву, чтобы немного передохнуть.

Йоркширец никогда не был крупного сложения, к тому же порядком отощал с тех пор, как мы виделись в последний раз, и все-таки тащить его на руках было нелегкой работой. Однако я не рисковал перебросить Робина через плечо, чтобы еще больше не повредить его искалеченные руки.

— Сейчас вытряхнем брата Тука из дупла, если он еще спит, и заставим умника-латиниста припомнить все, чему его учили в Саламанке, — я поднял Локсли и снова двинулся в путь. — Наверняка фриар разбирается не только в травах, которыми можно усыплять палачей. Он в два счета поставит тебя на ноги, вот уви…

— Стой!!!

Я замер как вкопанный не столько от самого приказа, сколько от интонации, с которой он прозвучал.

У поворота тропы стоял Дик Бентли с оттянутой к уху тетивой лука.

— Дик!..

Бентли ничем не показал, что меня узнает… А сам я с трудом узнал Вилла и Аллана, появившихся из кустов справа и слева. Они походили на леших, — на очень злых, заросших, свирепых леших. Даже наш всегда франтоватый менестрель щеголял многодневной щетиной и взлохмаченными волосами; но еще более дикими были взгляды и выражения лиц аутло.

Я медленно положил Робина под нацеленными на меня тремя стрелами. Так же осторожно выпрямился и с огромным облегчением увидел, что к Бентли, Аллану и Виллу присоединился Барсук: он тоже держал наготове оружие, но выглядел скорее озадаченным, чем свихнувшимся.

— Дикон! — окликнул я. — Тебе привет от Вольфа!

Звук моего голоса как будто встряхнул лесных стрелков, они быстро переглянулись. Четыре лука медленно опустились, и после секундного колебания Аллан-э-Дэйл стелющимися шагами подошел, чтобы наклониться над Робином Гудом.

Когда менестрель поднял