Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просто. Обнаружил вражье гнездо, доложи, а уж потом. От души.
— Гы! — понимающе отозвалась группа.
— И еще. Никакой информации. О Теле. С любыми подозрениями ко мне. Можно со своим личным мнением. По всем житейским проблемам.
Потом прибыли Никитин и Хулио. Они уже знали о происшествии, и посему мы повели серьезные талы-талы о том, как обезопасить наши тылы. Тыл у нас был один — Ливадия.
Мы решили — два человека по три дня дежурят на крыше фазенды. В полной боевой выкладке, делая вид, что культурно отдыхают на лоне природы.
Я вызвал Суриковых; перед ними была поставлена четкая задача. В свете нашего решения. Подрывнику заминировать все дороги к хозяйству, а снайперу вести прицельный огонек по любому подозрительному предмету. Если серьезно, то контролировать ситуацию, действуя по обстановке, и держать связь через космос. Каждый час.
Моя теща Екатерина Гурьяновна, прознав, что на помощь прибывают молодцы, обрадовалась — будет кому огородик вспахать. Я хотел было заступиться за своих солдатиков, да понял, что перед маршалом кухни я хлипок и все надо оставить так, как оно есть.
Посоветовав братьям, как лучше полоть грядки, я благословил их на этот ратный труд. Вместе с Резо-Хулио. В качестве водителя. Чтобы туда и обратно. И троица умчалась на охрану ливадийских границ.
Да, использую служебное положение — граблю у ослабленного государства человеко-часы. Пусть уж оно меня простит. Будем считать: я взял ссуду. На строительство счастливого общества. И напомню: как правило, я возвращаю долги. С хорошими процентами.
— А как быть с Никой? — вспомнил ещё один заступник отечества. И своих интересов.
— И что предлагаешь? Круглосуточный пост у подиума?
— Я могу сам, — напомнил Никитин.
— Это мы проходили, — терзался я вопросом: говорить или не говорить? О моей встрече с губасями-девушками. В час полуденный. Когда от черепа Исидоры скакали по всему бульвару солнечные зайчики. — Кажется, Ника под надежной защитой.
— Что? — оторопел мой друг, похожий на вкладчика, заработавшего профилактический удар от секьюрити Рост-банка вместо предполагаемых дивидендов.
Я перевел дух и признался о своей встрече с Никой. И её лысой подружкой. Без некоторых незначащих подробностей. Никитушка меня не понял. Вообще. Будто мы говорили на разных наречиях, сидя под одним родным кустом смородины.
Пришлось вникать в частности встречи. Я вспомнил экзотические сиси-писи, бильярдный шар на плечах, незабываемое хай.
— Такие вот веселые напевы, дорогой товарищ, — заключил я. — А ну их! Плюнь и забудь. — И присовокупил с пафосом. — Она недостойна тебя.
— Иди ты!.. — огрызнулся Никитин. Создавалось впечатление, что он угодил под колеса железнодорожного экспресса Москва-Владивосток. — Я её убью!
— Кого? Исидору?
— Нику!
— Приехали, — отзывчиво проговорил я. — А что потом?
— А потом себя.
— Тьфу на тебя, дурака! — взъярился я. — А Исидора, что? Будет пускать солнечные зайчики?
— И её тоже. Вместе с зайчиками.
— После того, как себя! — подвел я итог. — Может, помочь? — Потянулся к «Стечкину». — Грохну аккуратно.
— А что делать? — страдал мой товарищ.
— Пока ничего, — задумался я. — Напустим на них мадам Курье.
— Кого? — испугался Никитин.
— Я про сестричку свою Аньку. Пусть поковыряется в молодых мозгах, как в писюке.
— Алекс!
— Я про компьютер, — ответил, вспомнив, что два хакера ведут беспрецедентное сражение с Сетью. Не помочь ли им? Реквизированным молотком.
И мы вместе отправились в клетушку, где происходило невидимое миру интеллектуальное сражение.
Был вечер. Но у кабинета господина Свечкина наблюдалась производственная суета. Ведущие инженеры пытались доказать Генеральному преимущество своих завиральных идей.
Тело, находившееся под защитой морпеха и десантника, с усталой обреченностью выслушивало оппонентов. Я вдруг понял, что наш подопечный единственный, кто не знает о беде.
Таки удар этот был хорошо продуман. Враг отлично осведомлен. О наших проблемах. Что наводит на недобрые мысли. О его присутствии рядом с нами. Или среди нас? Ничего, не таких ставили в рабоче-крестьянскую позу.
А вот что сказать господину Свечкину? О его невесте. Так и так, прошу прощения, вы, гражданин, в каком-то смысле вдовец. М-да. Неприятно. Всем нам будет. Однако лучше скажу я, чем какая-нибудь доброжелательная гнида.
— Товарищи, день рабочий закончен, — вмешался я в научный диспут. Михаил Данилович, ждет вас завтра. С нетерпением.
— Вот завтра не надо, — испугался.
— Тогда послезавтра, — и телохранители оттеснили Тело от народных масс.
Мы медленно пошли по коридору. На выход. Я помялся, но изложил суть проблемы. В деликатной форме. Мол, уважаемый Михаил свет Данилович, не удивляйтесь, если по приезду в усадьбу не услышите чарующих гамм.
— Почему? — удивился мой спутник. — Фора уехала к маме?
— В каком-то смысле. В смысле, уехала… — зарапортовался.
— Я не понимаю, — занервничало Тело. — Мы же договорились: сегодня в Большой или Малый, не помню, — взглянул на часы. — Вот, я совершенно запоздал. Даже на второй акт.
Не обучался я дипломатии в пансионатах Парижского предместья, вот в чем дело. Я сказал, что Фора, к сожалению, не успеет не только на второй акт (театральный), но и на третий тоже. Почему? Потому, что её нет. Она уехала к маме? Нет, хотя в каком-то смысле уехала.
— Что вы морочите мне голову, — взбеленился Свечкин. — Где она? Сбежала с другим?
— Нет.
— У неё недостача в буфете?
— О, Боже! Михаил Данилович?
— Тогда в чем дело?
Я ответил. И неудачно. Мой собеседник рассмеялся — он всегда подозревал: я люблю черные шутки.
— Михаил Данилович, это правда, — развел руками. — Война, её нам объявили. Кто, зачем, почему не знаю. Пока.
— Господи, — остановился, поверив наконец. — Ее за что? Они с ума сошли?
— Война, — выдохнул я.
— Война? — с недоумением повторило Тело. — Против нас? Кто? Мы же… как там у вас говорится… на крыше?
— Под крышей, Михаил Данилович.
— Вот именно.
И в этот критический момент дверь одного из кабинетов распахнулась и оттуда выпала… Анна, моя младшенькая сестричка.
Такие вот случайности происходят исключительно у тех графоманов, у коих открыт оффшерный счетик на солнечном острове Кипр, но чтобы в жизни?
Более того, создавалось впечатление, что мадам вырвалась из доменной печи. Она была потная, как мышь, и находилась, извините, в одном неглиже. Очень красивом. Черном и ажурном, как дворянский фамильный вензель.