боевых крыс. Принцип движения теперь иной, но писать под это код не требуется – все необходимое и так имелось. Осталось только залить матрицы, а затем, образно выражаясь, слить разумы с полностью готовыми телами. Когда процесс загрузки завершился и начался следующий куда более долгий этап, Нортис вышел в корневое меню терминала и задумался над тем, как еще он может использовать эту тупую, но исполнительную штуковину. Вроде как он выжал максимум, не притронувшись лишь к выходу во внутреннюю сеть шахты.

А оно ему нужно?

Да и стоило ли заморачиваться?

Насколько он помнил, от сети почти ничего не осталось, к тому же во время работы на Рома он изменил ее настройки, превратив в куцый огрызок, действующий полностью независимо от города над головами. Эти жалкие остатки некогда протяженной сети позволяли соединиться с заново запущенными роботами и…

Хм…

Приняв решение, Нортис снова подключил браском к терминалу, дождался появления старомодного командного окна и защелкал клавиатурой, вводя первый запрос…

53.

- Это мой сын! – опытный полицейский сержант больше не выглядел невозмутимым стальным слитком. Дергаясь в руках схвативших его подчиненных, он с хрипом пытался высвободиться, продолжая кричать – Мой сын, мать вашу! Мой сын! Ублюдки! Гребаные ублюдки!

Звериным усилием выдернув руку, едва не вывернув себе плечевой сустав, он вбил кулак в лицо повисшего на нем подчиненного, а когда тот разжал хватку, повернулся к следующему. Ему почти удалось, но на него навалились еще трое и все вместе они повалились на пыльный пол рядом с открытой настежь кабиной лифта и… рядом с мертвым телом Мудсона младшего.

- Ублюдк-и-и! Пустите!

Завыв, сержант попытался приподняться и каким-то невероятным образом ему это почти удалось, он начал поднимать лежащих на нем трех здоровых мужиков в полном полицейском облачении, но сил не хватило и он рухнул на пол, где и затих, с усилием хватая разреженный воздух искривленным ртом. Чуть отдышавшись, сумев стряхнуть с глаз багровую пелену бешенства, он приподнял голову и взглянул на двух стоящих у стены странно одинаковых парней в черных комбинезонах и воздушных масках. То самое обещанное подкрепление из безопасников. Они и сообщили о распластанном на полу лифта трупе его сына.

- Он пошел встречать вас – эти слова прозвучали обвинением.

- Сожалею о твоей потере, сержант – спокойно ответил старший из безопасников, глядя на лежащего копа с бесстрастием всякого навидавшегося человека – Такие нынче времена.

- Да пошел ты! Ублюдки! Ваша вина!

- Мы обнаружили его уже мертвым. В доказательство готовы предоставить непрерывный поток видео данных – он постучал себя по закрепленному на бронежилете объективе камеры – Мы следовали указанным маршрутом, вызвали лифт, и он прибыл с мертвым телом твоего сына, сержант.

- Убью… - прошипел сержант и дернул плечами – Слезьте с меня!

- Сержант, а вы не…

- Слезьте! Я хочу увидеть лицо сына… – почти прежним своим голосом приказал Мудсон и через пару секунд его уже подняли на ноги.

Сделав шаг, он опустился на колени рядом с телом и некоторое время смотрел в лицо своего сына, своего наследника, своего дурака, нарушившего главное правило всех копов – никогда и никуда не ходить в одиночку. Даже в сортир.

- Кто бы это ни сделал – мы найдем его – заметил старший безопасник и качнулся с пяток на носки – Проверим записи его нательных камер? Соболезную вашей утрате, сержант, но дело есть дело, а у нас есть приказ.

Припавшие к полу у их ног два черных четырехлапых дрона выглядели отлитыми из металла статуями и никак не отреагировали на движения сержанта, но эта неподвижность была обманчива – все понимали, что один безмолвный приказ и от копов останется лишь изрешеченное пулями месиво.

- Кто бы это не сделал – он мой – глухо обронил сержант и потянулся к залитой кровью камере – Он мой…

54.

Удивительно, порой даже поразительно, но даже в это технически развитое время люди то и дело забывают, что находятся под круглосуточным наблюдением бесстрастных машин, служащих власти или же тем, кто имеет к ним коды доступа. Нортис коды имел – ведь он сам переустанавливал, налаживал и запускал очень и очень многое в этом законсервированном шахтном РМЦ, превращенным в подпольный центр нелегальной добычи артианита.

В рабочем пространстве, где раньше останавливались на профилактику и ремонт огромные роботы, имелись десятки камер наблюдения, но почти все они давно превратились в мертвые музейные экспонаты. Работало только три направленных в разные стороны камеры, плюс еще две свисали с потолка в офисном пространстве – это из штатных изначальных устройств. Позднее Ром самолично закрепил в нескольких местах собственные камеры и доступа к ним никому давать не собирался, но они имели сетевое подключение и это решало проблему. По большей части проходов и штолен тянулись столь древние, как и все здесь сенсоры, срабатывающие на движение, вибрацию и звуки голосов – тоже требования техники безопасности. Закричи в голос человек – и коридор на экране диспетчера вспыхнет красным, а идущий по нему робот тут же замрет до разрешительной команды. Теоретически… а как было на практике никто уже не знает, а самому Вертинскому на это было глубоко плевать. Сделав так, чтобы активировавшийся терминал остался незамеченным и использовав оставленную лазейку, он вошел в сеть, вывел на экран помаргивающую мозаику изображений с камер и надолго замер, изучая увиденное.

Странно…

Казалось, он был готов ко всему, но только не обнаружению самой настоящей тюрьмы, совмещенной с больничной палатой – а именно в это превратился первый этаж внутренних помещений РМЦ. Укрупнив изображение с нужной камеры, Нортис задумчиво застучал металлическими пальцами по краю стола, пытаясь оценить и понять увиденное.

Внутри не столь уж большого помещения заперто больше десятка людей – возможно их больше, но не все попали в поле зрения камеры. Тут старые и молодые, женщины и мужчины. Их объединяют жалкие обноски, окровавленные повязки и печать обреченности на грязных лицах. Нортис не узнал никого кроме центральной и выглядящей удивительно жертвенно фигуры – в середине помещения застыла медицинская платформа, с распростертым на ней человеком.

И вот его киборг опознал мгновенно – Мика Доза, наркоман, проповедник, один из главных факелов вспыхнувшего пожара мятежа. Полуприкрытый простыней, обнаженный, с белым отрешенным лицом, он лежал недвижимо, а у его ложа на коленях застыло четыре печальные фигуры. Проповедник