Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не дали договорить! Вообще-то я пришел узнать, зачем вы искали меня…» — подал записку Артур.
«Именно за тем. Выполнить волю Марины. Предупредить Артура и обелить ее имя в его глазах».
Артур расширил глаза, выражая крайнее удивление. Этот повод явно казался ему слишком незначительным. Разве можно ради чьих-то там бредней всерьез тратить время и силы?! Сонечка несколько раз утвердительно кивнула, оповещая, что «можно». Потом решительно показала глазами на дверь.
— В смысле, сорри, но мне нужно работать, — пояснила она, вспомнив, что эти слова можно и даже нужно говорить вслух.
— Ясно, — Артур выглядел немножко разочарованным. Записки он судорожно сал в кулаке и положил в карман. — Ладно, не буду мешать. Счастливо…
Отчего-то он направился не к двери, а к Сонечкиному компу. Тот совсем недавно перегружался, потому послушно запустил нужную программу вместо того, чтоб зависнуть, как это частенько бывало.
«А дневник все же ведите!» — быстро зашелестел пальцами по клавиатуре Артур. Отчего-то Сонечкин комп был настроен так, что любое нажатие на клавиатуру вызывало писк в колонках. Сафо уже привыкла, а Артур очень удивился. Несколько секунд ошарашено всматривался в колонку, потом осторожно нажал пару клавиш, вслушался в писк, хмыкнул, покачал головой, расслабился и запищал по полной программе. — «Вы влезли в опасную игру с опасными людьми. Будет лучше, если каждый шаг этой пьесы будет где-то фиксироваться… Случись с вами что — никто ведь и не узнает, что здесь происходило на самом деле. А потом наймут кого-нибудь из ваших друзей, обложат фальшивыми фото и подкупленными свидетелями, поручат написать книгу, о том, как лихо проходила ваша жизнь, и как они, Лилия с Рыбкой, совершенно не имеют никакого отношения к ее окончанию. Заработают и на вашей смерти, и на книге о вас и на своей наигранной невиновности. Впрочем, даже дневник не сильно вас застрахует. Марина ведь вела его. Даже книгу писала с подробным описанием происшедшего. И что? Файлы или украдены или уничтожены. Остались только ничего не проясняющие листки, написанные от руки. И то, если вы видели действительно те листки, а не поддельные…»
Сонечка напряженно следила за появляющимися на экране буквами и искренне жалела Лилию. Если она подслушивает под дверью, то писк от набора текста должен очень сильно ее раздражать… Ведь не расшифруешь, ведь не поймешь, о чем говорят. Стоишь, как дурак. Вроде и подслушиваешь, а на самом деле — бестолково тратишь время…
Впрочем, то, что писал Артур, вряд ли оказало бы Лилии хоть какую-нибудь пользу.
— Бред это все! — вслух сказала Сонечка и посмотрела на Артура, как на больного ребенка. Потом сжалилась, решила принять правила его игры и набрала, пробежавшись по клавишам: «Бред это все!»
Артур пожал плечами, скривился в недовольной ухмылке. «Издеваешься?» — как бы спрашивал.
Ответа не дождался, стер все набранное, развернулся и направился к двери.
У порога кабинета его уже ждали охранники, которым поручили проводить Артура к машине и никогда больше не пускать его без особого разрешения.
Вообще-то, о том, чтоб пускать кого-то или не пускать, речи уже не шло. С завтрашнего дня в охрану сюда приведут новых людей, поэтому с нынешними работниками не слишком-то объяснялись. Полностью меняли обе смены, невзирая на то, что виновата в проникновении Артура была только вчерашняя. В глубине души Геннадий вообще принял твердое решение устроить полную чистку кадров. «Переливание крови внутри виллы» — так несколько позже окрестит Рыбка эту операцию, в результате которой на улице окажется ряд в прошлом преданных Геннадию людей. Артур знал, как разбить Рыбке команду и переманить кадры на свою сторону. Страх — вот что всегда было очень мощным рычагом давления на мнительного Рыбку. Посеяв этот страх, Артур смело мог пожинать урожай в виде готовых сражаться против Рыбки людей, прекрасно знающих систему охраны виллы. Если бы вдруг Геннадию пришло в голову продолжать войну с Артуром, тот обязательно воспользовался бы сложившейся ситуацией…
Артур ушел, Сафо вздохнула с облегчением: возложенную на себя миссию она выполнила. Пожелания умирающей марины дошли до Артура, и не важно, поверил он или нет. Неважно даже, что за страсти выдумал в ответ. Главное — Сонечкина совесть была чиста. Теперь, если Александров, верящий в мистику и власть последней воли умирающего над живыми, был прав, то в жизни Сонечки многое должно было бы наладиться. Например, исчезло бы это постоянное гнетущее чувство, что жизнь Сафо — это совсем не ее, не Сонечкина жизнь, а награда, предназначенная Марине Бесфамильной за карьеру певицы… Ведь все должно было бы быть у Марины так же, как сейчас происходило у Сонечки: финансирование проекта и всевозможных личных нужд — от Геннадия, солидная прибыль и всенародная любовь — от бога, в случае положительных результатов работы, уверенность в своих силах и стартовая площадка для будущих, самостоятельных и более творческих проектов — от всего вместе…
Сафо потрясла головой, разгоняя нежелательные мысли. Снова попыталась углубиться в работу. Писать интервью с самой собой ей уже порядком надоело. Но Лиличка настаивала на таких методах: «Если ты сама не сделаешь себе имидж, то за тебя его сделают другие, причем, поверь, далеко не лучшим образом».
Сафо строчила все эти интервью с собой в диких количествах. Как только очередные журналисты обращались с просьбой об интервью, или же самой Лиличке казалось вдруг необходимым пропечатать интервью с Сафо в том или ином издании, Сонечке приходилось сочинять что-то новенькое… Лилия брала с журналистов письменные вопросы, раскритиковывала их, и заверяла, что «вскоре мы дадим вам отличное сенсационное, ни на одно предыдущее не похожее, но нами написанное интервью». Сафо писала все, что нужно было сказать в данном инетрвью, Лиличка вносила свои глубокомысленные правки. Журналисты потом подставляли свои вопросы, ставили подписи и отдавали уже сверстанное интервью на окончательную подпись Лилии. Были такие, кто отказывался: «Мы свободная пресса, отчего это мы должны кому-то отчитываться в том, что пишем?» Такие вскорости получали втык от начальства, которое имело коротенький разговор с Рыбкой или кем-то из его знакомых. Втык получали, а интервью — нет. Со строптивыми и глупыми Лилия предпочитала не связываться. Кстати, нужно заметить, чутье на рекламу у Лилии было отменным.
— Нудно это! Страшно нудно! — критиковала она некоторые Сонечкины наброски. — Весь этот пафос и твой плач по Марине убирай в сторону. Торжественные реквиемы сейчас никто не читает. Побольше юмора и пикантностей. Помнишь, ты мне рассказывала, как паренек твой оказался бывшим Марининым? В книге это не написала, так хоть в интервью вставь! Это же — броско. Это народ посмакует. И про то, как вы сборник пытались издавать посредством какого-то там почитателя Марининых ног, тоже расскажи…
— Про ноги было уже в интервью Жбанову… Да и в книге это есть.
— Тьфу! Ну, сочини еще что-нибудь подобное, нигде еще не использованное. Только от общепринятой истории, уже опубликованной — сильно не отходи. Это ж искусство, чтоб все как обычно, все как и в официальной истории, а н-нет, все же не все — все же пара-тройка новых остреньких фактов присутствует… Не стесняйся фантазировать. Книга — та да, должна быть искренней. Ее задача — донести до людей правду. А задачи всех этих статей — привлечь к книге. Заставить людей ею заинтересоваться, так что в статьях можно что угодно писать, лишь бы поярче выглядело… Работаем!