— А что, если Ёста Петерсон лжет, — сказала Ульрика, прерывая меня. — Что, если он сам бежал по парку?

— Зачем ему было бегать по парку? — возразил я. — Ведь его машина стояла у «Каролины». И если бы он убил Мэрту, ему следовало бы как можно скорее садиться в машину и жать на всю железку.

— Но его мог кто-нибудь позвать? — настаивала Ульрика. — Точно так же, как, по его же словам, он окликнул незнакомца у задней стены «Каролины».

— В этом-то вся загвоздка, — ответил я. — Но перейдем к Эрику Берггрену. Он утверждает, что шел к филологическому факультету на свидание с Мэртой, но чуть не наткнулся на Германа Хофстедтера, поэтому был вынужден сделать небольшой крюк и в результате немного опоздал. К филологическому факультету он подошел лишь через несколько минут после половины десятого и ждал около четверти часа, но Мэрта так и не пришла. И в этом нет ничего удивительного, поскольку в это время она, вероятно, уже лежала мертвая в «Каролине». Потом он встретил Эрнста Бруберга на Тунбергсвейен.

Я сделал паузу и потушил сигарету.

— Напряги свои маленькие мозги, — посоветовал я Ульрике. — Припомни, кто был ближе всего к месту убийства в момент убийства, сопоставь их показания, определи, какие из них соответствуют действительности и какие не соответствуют. И тогда останется решить, кто из них лжет.

Ульрика так напряженно думала, что на лбу у нее выступили капельки пота.

— Я знаю, что абсолютно убедительных доводов нет, — продолжал я. — Любой из них можно попытаться опровергнуть, что ты и делаешь с огромным удовольствием. Но если сопоставить все факты и еще вспомнить, что у него должен сиять здоровенный фонарь под глазом, то мы все-таки сможем вести поиски в каком-то определенном направлении. Во всяком случае, это наша единственная надежда на успех.

— Я понимаю, — сказала Ульрика.

Она села на постели и задумчиво посмотрела прямо перед собой.

— Перед тем как идти сюда, я позвонил ему, — сказал я. — Мне никто не ответил. Но я все равно знаю, где его искать.

— Сегодня чудесное утро! — заметила Ульрика.

— Вот именно, — ответил я. — Так что же ты медлишь?

Ульрика недоуменно посмотрела на меня.

— Ключи от машины, естественно! — сказал я. — Ты же понимаешь, зачем я туда еду!

Она поднялась, накинула на себя халат, вышла из комнаты и вернулась с ключами. Я встал и взглянул на Эрика Густава Гейера. Озаренный солнцем, он стоял спокойно и невозмутимо, заложив руки за спину.

— Будь осторожен, — сказала она, передавая мне ключи.

Я промолчал.

— Ты должен навестить Эрнста и попросить у него прощения, — добавила она.

— Думаю, что мой визит не доставит ему особой радости, — ответил я. — Но по возвращении я непременно зайду к нему.

Когда я уходил, Ульрика попыталась обнять меня. Но при этом надавила на мой желвак. Я взревел от боли и слегка шлепнул ее. Потом бросился вниз по лестнице. У меня были дела поважнее.

22. Бруберг

Я лежал и фантазировал. Ничем другим я теперь заниматься не мог.

Стены комнаты были белые, и она казалась почти пустой. Ночной столик, стул и аптечка светло-фабричного цвета, который я люто ненавидел. Потом еще кресло, обтянутое зеленой материей. И конечно, кровать. Она была главным предметом в этой комнате. Впрочем, иначе и быть не могло. Ибо единственное, без чего нельзя обойтись в больнице, — это кровать.

Итак, я лежал и фантазировал. В данный момент я принимал экзамен. Принимал экзамен у студента юридического факультета Урбана Турина. Сначала я задал ему несколько простых вопросов, связанных с недвижимым имуществом. Он отвечал довольно-таки гладко. Потом я перешел к земельному праву. Наши студенты относятся к нему легкомысленно. Турин начал запинаться. Я расставил перед ним ряд маленьких ловушек. Он тут же в них попал. И скоро показал свою полную беспомощность. Он даже вспотел, весь покраснел и стал заикаться. От удовольствия я мурлыкал, как кот.

— К сожалению, я не могу поставить вам удовлетворительную оценку, — сказал я.

Я вздохнул и отогнал от себя эти проклятые мысли. Увы, я никогда не смогу экзаменовать Урбана Турина. Потому что я к нему небеспристрастен. А мне не хотелось, чтобы кто-нибудь мог поставить под сомнение мою непредвзятость.

Доктор Лангхорн совершал свой обычный обход. Как и в прошлый раз, он казался давно небритым.

— Доброе утро, доцент Бруберг. По-моему, мы с вами уже встречались?

— Доцент поступил к нам сегодня ночью, — сказала сестра.

— Легкое сотрясение мозга, перебитая переносица… так, так. Боли есть?

— Лишь когда я смеюсь, доктор.

Он даже не улыбнулся. Возможно, он неправильно истолковал мою реплику.

— С сотрясением мозга лучше не шутить, — сказал он. — Постарайтесь не двигаться без крайней на то необходимости.

Легкое сотрясение мозга. Этого мне еще недоставало. Когда нормального человека избивают до потери сознания, то у него, естественно, происходит сотрясение мозга. Только янки ухитряются после такой взбучки помотать головой, налакаться виски и снова бросаться в бой.

Вернулась Биргит. Она выполнила мою просьбу.

— Вот эта книга, Эрнст, — сказала она, протягивая мне Винцлера. — Но тебе ни в коем случае не следует переутомляться и читать подолгу. Чаще отдыхай и больше спи.

Пообещав чаще отдыхать, я попросил Биргит вернуться домой и лечь. У нее был очень усталый вид. Когда я очнулся, она сидела возле меня. Возможно, она просидела так всю ночь. Мне удалось убедить ее в том, что сейчас в ее присутствии нет особой необходимости. Выходя из комнаты, она послала мне воздушный поцелуй. Этого не случалось с ней давно. Я ответил ей. И тут же начал штудировать Винцлера. Сначала читать его было необыкновенно скучно, но он поражал своей железной логикой. Интересно, почему доктор Винцлер больше ничего не создал, кроме этой книги? Под вступлением стояла дата: 1916 год. Он написал ее на фронте. И возможно, домой уже так и не вернулся. Я немного вздремнул. А когда проснулся, голова раскалывалась от боли. Я снова взялся за Винцлера.

Все началось со страницы восемьдесят шестой. Я уже читал книгу с огромным интересом. И смысл прочитанного становился все ясней и ясней. На странице сто двенадцатой я был уже настолько убежден в своей правоте, что мог не заглядывать в шведский текст. Идеи, развиваемые немецким и шведским авторами, были абсолютно идентичны. И то, что мы в Уппсале считали оригинальным и интересным исследованием в области права, оказывается, было исследовано в Тюбингене еще в 1916 году. Но потом интересы Германии сосредоточились на совсем иных вопросах. И