Леона спросила меня, какая музыка нравится нам с Митараи. Мой друг любил джаз, и я, помнится, назвал тогда Леоне « Airegin».

Эта мелодия была не так уж популярна. И вряд ли в Америке повсюду продавались музыкальные шкатулки с « Airegin». Оставалось предположить, что Леона специально заказала эту шкатулку, чтобы доставить нам удовольствие. Трудно представить, чтобы такие большие и сложные шкатулки выпускались в массовом порядке. Значит, это не был расхожий голливудский сувенир, купленный второпях перед отъездом, чтобы подарить Митараи за согласие приняться за работу.

Я встал и вернулся к моему другу. Шкатулка продолжала играть на полу.

— Прекрасно знаю, что ты хочешь сказать, Исиока, — первым через силу заговорил Митараи.

— Да уж наверняка, — сказал я. — Ты всегда заранее знаешь, что я собираюсь сказать. Моя голова не сравнится с твоей. А мои умственные способности еще и снижаются, признаю это. Но я не так бездушен, как ты. Ты что, ничего не почувствовал, услышав эту мелодию?

— Почувствовал. Раздражающая музыка. Как детская погремушка.

— Она прилетела в такую даль из Америки, потому что рассчитывает только на тебя. И сейчас, отбросив гордость, мокнет под дождем снаружи. У тебя душа не болит?

Митараи встал, пошатываясь. Я думал, он пойдет на балкон, но мой друг направился к своей комнате. Я был потрясен и схватил его за руку.

— Ты что, не собираешься заниматься этим расследованием?

— Давай представим, что ты профессор университета, — сказал Митараи, — и идешь в университет читать лекцию по физике. Тебе надо пройти три перехода со светофорами, и на каждом переходе стоит слепой. Если каждому из троих дать руку и помочь перейти, то опоздаешь на лекцию. Что ты сделаешь?

— Вот что ты хочешь сказать… — начал я не торопясь, но Митараи с раздражением перебил:

— Да, это и хочу сказать. Лекцию по физике может прочитать только этот профессор. А помочь слепому может любой хоть немного вежливый человек.

— То есть, услыхав ее рассказ…

— Я ничего не слушал!

— Ты считаешь, что раскрыть это дело — все равно что перевести слепого через улицу?

— Не знаю пока, но если это сделал человек, то когда-нибудь все будет раскрыто. Хочу, чтобы ты понял. Мне не надо объяснять, что помогать слепым переходить через улицу — правильно. Я это и сам знаю. Но если на сотне переходов будет стоять сто слепых, так и весь день пройдет. В конце концов кого-то можно и проигнорировать.

— А ты что, читаешь сейчас лекцию по физике? Просто сидишь без дела на диване.

— Вот я и собираюсь запереться у себя в комнате, и ты мне не мешай.

Митараи резко вырвал свою руку и ушел к себе, стукнув дверью.

Я со вздохом взял зонт и спустился на лифте на улицу.

Леона все еще стояла там. Задул ветер, капли дождя со стуком били сбоку. Леона была мокрая насквозь, как будто ее окатили из ведра. Я раскрыл над ней зонт, но Леона как будто не заметила этого. Она стояла, опустив голову и закрыв глаза. С кончика ее носа капала вода. И с подбородка тоже. Совершенно мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам.

— Может быть, зайдете в комнату? — спросил я.

— Это он сказал? — Голос Леоны дрожал.

— Нет, не он, но пойдем внутрь. Я его обязательно уговорю. А то вы заболеете.

— Тогда оставьте меня. Это принципиально.

— Но если вы простудитесь…

— Пожалуйста, — сказала Леона твердо, — оставьте меня в покое.

Я ничего не стал говорить. Постояв так еще какое-то время, я уже собирался сдаться, но вдруг заметил, что Леона почему-то подняла голову. Точно так же реагировала собачка, когда слышала, что Митараи возвратился домой.

Она наморщилась, протянула руки вперед и попыталась бежать, но продрогшие ноги не слушались.

Позади меня стоял Митараи. Она пыталась броситься к нему на грудь, но он, крепко взяв Леону за руки, остановил ее буквально в сантиметре от себя. Она, к удивлению, закричала по-английски: «Люблю, люблю, люблю!», и даже я это понял.

— Люблю вас так, что слезы наворачиваются. Готова плакать сколько угодно!

С этими восклицаниями Леона пыталась припасть к его груди, но Митараи крепко держал ее за руки, не давая ей это сделать. От расстройства Леона громко плакала. В конце концов она надломилась, сползла вниз, упала на колени и, обхватив ботинки Митараи, свернулась клубком у его ног прямо на тротуаре. И громко плача, проговорила:

— Не будьте так безразличны, прошу вас…

Я, честно говоря, был тронут. Я и не подозревал, что Леона настолько любила Митараи.

Мой друг наклонился и, взяв под руки лежавшую под дождем Леону, медленно потянул ее вверх.

Послушно поднявшись, актриса, улучив момент, попыталась снова его обнять. Но и на этот раз Митараи не позволил ей это сделать.

Леона громко вскрикнула и попыталась стукнуть в грудь Митараи обоими кулачками.

— Слушай внимательно, — сказал мой друг, — я не хочу иметь дело с такими людьми, как ты.

— Почему?

— Ты опасный человек.

— То есть как?

— Ты уверена, что если пожелаешь, то любой мужчина будет вилять перед тобой хвостом и делать все, чего тебе захочется. Тебя все время надо учить, что мир не будет вертеться так, как нужно тебе.

— Как вы можете! — крикнула Леона, удерживаемая за обе руки. — Может быть, с кем-то и так, но о вас я думаю совершенно иначе. Поэтому…

— Мы живем в разных мирах.

— Нет, неправда! — воскликнула она. — Скажите, какие книги читать. Начну прямо сегодня вечером и буду запоминать. Через месяц экзамен. Проверим, что осталось в голове.

— Сценарий и книга по генетике — не одно и то же.

— Прикажите мне бросить работу актрисы — я сейчас же брошу. Я в любой момент готова пойти по вашему пути. Мы не настолько разные, как вы думаете. У меня хорошая голова.

— Я такого приказа давать не буду. Мой приказ — это всего лишь два билета.

— Почему? Почему вы всегда так? Против чего вы возражаете? Против надежды, с которой я приехала сюда? О чем вы сейчас сказали?

— Два авиабилета. Для меня и для Исиоки.

— Получается…

— Да. Сделаю. Что там, утопление в запертой комнате на башне?.. Забавно, займемся.

Лицо Леоны на мгновение застыло. Потом она взорвалась радостными восклицаниями.

— Какое счастье! Огромное спасибо! Значит, вместе с охранниками пять… Срочно.

— Нет, мне нужны два билета до Каира.

— До Каира? Почему?

— Поеду через Каир. Там надо кое-что выяснить. Хорошо бы еще и в Брисбен заехать, но на это нет времени.

— Тогда я вместе с вами.

— Нельзя. Сейчас же возвращайся в Америку и приготовь три комплекта оборудования для подводного плавания. Еще надо срочно выяснить, какая компания строила пирамиду на Бич-Пойнт по заказу Пола Алексона и кто такие предки Стива Миллера, из какой он семьи. Как только узнаешь, сразу же сообщи по телефону в отель «Мена Хаус Оберой» в Гизе.

— Мне совсем нельзя с вами?

— Ты же говорила, что у нас только пять дней. Если можно потратить больше времени, то, пожалуйста, поедем вместе.

— Я буду мешать?

— Да, дело именно в этом, — без обиняков ответил Митараи.

— Хорошо, Африка все равно не полезна для кожи. Но почему Каир?

— Гиза. Ты ведь сказала, что труп Пола Алексона обнаружили в четырехстах километрах к юго-западу от Брисбена. Координаты этой точки — сто пятьдесят градусов восточной долготы и тридцать градусов южной широты. А Бич-Пойнт — это приблизительно девяносто западной долготы и тридцать северной широты. Сто пятьдесят восточной и девяносто западной — это две линии из трех, делящих земной шар по вертикали на три равные части. Тебе понятно, что я говорю?

— В основном понятно. А еще одна линия?

— Молодец! Еще одна линия — тридцать градусов восточной долготы.

— Это в Африке?

— Вот именно. В точке тридцать восточной — тридцать северной стоит пирамида Хуфу. В Гизе.

— Вот это да!

— Если поняла, сразу же за дело. Как