Группы пешковцев под командованием вахмистров Поручикова и Переводчикова не имели связи с основным отрядом. Когда весть о начале войны добралась до командиров этих групп, Поручиков распустил своих бойцов, а Переводчиков со своей группой возвратился в Хайлар после взятия города советскими частями.

Несмотря на то, что военнослужащие РВО не подняли оружие против Красной армии, большая часть бывших отрядников была арестована СМЕРШем. Советская контрразведка не делала различий ни для тех, кто помогал Красной армии в разгроме японцев, ни для тех, кто сдался в плен с оружием в руках в период боевых действий. И речи не могло быть о снисхождении к «белобандитам».

29 августа в одном из Муданьцзянских лагерей для военнопленных были собраны более ста участников действовавших на восточной линии СМЖД русских вооруженных формирований, добровольно сдавшихся частям Красной армии. Через два месяца их вместе с другими категориями арестованных на восточной линии русских эмигрантов отправили на советскую территорию, в город Гродеково.[441]Туда же было вывезено все русское командование Сунгарийского отряда и несколько десятков асановцев, арестованных в Харбине. Аресты также проходили в Хайларе и по всей западной линии. В целом аресты и депортация бывших военнослужащих русских воинских отрядов, как и других категорий эмигрантов, продолжались до весны 1946 года. В отдельных случаях пострадали родственники асановцев и пешковцев. Из воспоминаний жителя трехреченского поселка Усть-Кули известно, что проживавшая в этом поселке жена майора Пешкова, как жена врага народа, была изнасилована целым взводом советских солдат и осталась жива только благодаря помощи врача-корейца.[442]

Сегодня нам известна судьба практически всех русских офицеров РВО. Помимо погибших офицеров Хайларского отряда и офицеров, выехавших из Харбина в Северный Китай, остальные были арестованы и вывезены на советскую территорию. Не стал исключением и работавший на советскую разведку полковник Смирнов. Согласно решению Особого совещания при МВД СССР от 18 июля 1946 года, большая часть офицеров Сунгарийского отряда были осуждены в Приморье по статье 58 УК РСФСР на исправительно-трудовые работы сроком от 8 до 15 лет, в зависимости от тяжести «преступлений». Часть офицеров-асановцев из разных русских воинских отрядов получили срок в 1946–1947 годах в лагерях на Урале.

Гораздо сложнее обстоят дела с японскими офицерами отряда Асано. Только в отношении первого командира отряда, полковника Асано, встречаются свидетельства, говорящие о его гибели в августе 1945 года. Существуют две версии его гибели. Согласно одной версии, полковник Асано в середине августа сорок пятого застрелился или отравился, оставаясь в Харбине.[443]По воспоминаниям сына подполковника Асерьянца, Асано, когда к нему на квартиру приехали сотрудники СМЕРШа, принял яд. Яд подействовал не сразу, и смершевцы успели увезти полковника с собой. После гибели полковника Асано его жена, оставаясь в Харбине, сильно бедствовала, и Асерьянцы помогали ей продуктами.[444]

В соответствии с другой версией, являющейся не чем иным, нежели красивой легендой, представленной А. Кайгородовым, полковник Асано, как и другие японские офицеры в Харбине, был арестован советскими органами. Но, получив разрешение от советской военной администрации Харбина (несвойственное для советского руководства благородство и опасная неосторожность), был вывезен на станцию Сунгари-2, где покончил жизнь традиционным для самурая сэппуку. Перед смертью он якобы оставил записку, обращенную к своим бывшим русским подчиненным: «Смертью своею вину перед вами искупаю».[445]

По косвенным данным, до восьмидесяти процентов из 1,5–2 тысячного контингента прошедших военную службу эмигрантов были депортированы в Советский Союз, где исчезли, кто на долгие годы, кто навсегда, за колючей проволокой ГУЛАГа.

Однако не все бывшие асановцы попали в ГУЛАГ в 1945–1946 годах. Некоторые вскоре после ареста были освобождены и остались жить в Маньчжурии, других вообще в этот период не арестовывали. Конечно, кто-то сумел счастливо ускользнуть от смершевских «зачисток», но многие просто стали агентами советской разведки и должны были направлять интересующую советские спецслужбы информацию с территории Северо-Восточного Китая. Обычно из агентов, работавших на западной и восточной линиях железной дороги, составлялась группа, в состав которой для оперативной связи входил радист. Уже упоминавшийся нами ранее бывший асановец Виноградов, сотрудник Хайларской разведшколы, после окончания войны и короткого ареста несколько лет работал в одной из таких разведгрупп радистом. Другую разведгруппу возглавлял бывший младший урядник Белокрылов.[446]

Несомненно, работал под прикрытием и подполковник Асерьянц, который после ареста в августе 1945 года в Харбине был почти сразу же отпущен,[447]работал в юридическом отделе Китайско-Чаньчуньской железной дороги, как стала называться после войны СМЖД. Многочисленные доносы, которые поступали на Асерьянца (на доносы ему везло в любое время), как бывшего высокопоставленного чина у японцев, заставили его в конце концов покинуть Харбин и перебраться в Цзямусы, где он содержал кинотеатр, являясь представителем Совэкспортфильма в Хэйлунцзянской провинции. Вернувшись в Харбин в 1949 году, Асерьянц совместно с компаньонами организовал предприятие по производству резиновой обуви, входившее в Восточно-промышленное акционерное общество. В июне 1950 года по требованию советской стороны Асерьянц был арестован китайской госбезопасностью и вывезен на территорию СССР, в Хабаровск.[448]